Поскольку чаще всего изогнувшиеся иглы портили шпульки, сначала Оля догадалась изготавливать на станке эти самые шпульки и стала продавать их владельцам швейных машин. Специфика импорта из Америки заключалась в том, что к машинке прилагалось всего две шпульки, что создавало известные неудобства. Олин товар нашел определенный спрос: девочка продавала свои изделия по гривеннику, а запасная американская шпулька стоила двадцать пять копеек. Попутно оказалось, что юная "промышленница" и наладить машинку может, и даже мелкий ремонт провести.
Ну а когда она изготовила своими руками новый челнок, репутация ее на этом "рынке" взлетела до небес и девочка стала единственным "мастером" для всех владельцев швейных агрегатов. Прослышав о ее талантах, один из городских часовщиков попросил ее сделать какую-то сломавшуюся деталь от немецких "курантов" на доме купца Божескова, поскольку на заказ такой из Германии потребовалось бы несколько месяцев. И при выполнении этого заказа открылся удивительный талант дочери машиниста: она безо всяких измерительных инструментов сделала железяку полностью соответствующую оригиналу. Глаз-алмаз, иными словами.
Правда все ее таланты лишь позволяли ей не умереть с голоду: ремонтом дюжины швейных машин на сытую жизнь заработать трудно, а "курантов" в городе больше не было. И когда я предложил Оле постоянную работу, она не раздумывала ни секунды. Причем сначала согласилась, и лишь потом спросила насчет зарплаты.
А я сначала договорился о работе, и лишь потом поинтересовался возрастом. Вообще-то законы детский труд ограничивали какими-то рамками, но мне и в голову не могло придти, что этой девушке, которая легко "слона на ходу остановит и хобот ему оторвет", недавно только пятнадцать исполнилось.
Станок Никаноров распаковал, поставил и наладил всего лишь за пару дней, после чего они с Олей приступили к изготовлению мотора — двухцилиндрового V-образного, на два литра и в двадцать четыре силы: этот мотор был специально разработан "в прошлый раз" в качестве "мобилизационного" варианта для Ирбитского мотоцикла и изготовить его было возможно чуть ли не в сельской кузнице. А я занялся строительством "корабля".
От первого моего "Драккара" этот имел два существенных отличия. Во-первых, он был просто больше — шесть на двадцать метров. А во-вторых, у него было три водометных канала с заслонками, и два маленьких использовались для подруливания — этот способ управления был реализован на моих бывших донских "Сухогрузах". В результате судном мог управлять вообще один человек. В "тот" раз, чтобы придумать этот очень простенький механизм, понадобилось четыре года, но ведь опыт человеку для того и дан, чтобы его применять вовремя — так что "чудо техники" сразу стало гораздо более продвинутым. По большому счету это было все тоже "жестяное корыто", на сварку которого из листовой стали ушла всего неделя. Зато уже двадцатого апреля корпус "судна" был готов — и я приступил к сборке мотора.