Уже в 1907 г. были внесены в Государственную думу «Положение о поселковом управлении» и «Положение о волостном управлении». Законопроекты предполагали учреждение органов местного самоуправления на самом низовом уровне — в поселковом обществе и волости. Причем речь шла о бессословной организации этих учреждений. В устройство поселка вносилось принципиальное новшество — он не должен был более основываться на общине. Поселок виделся Столыпину как «бессословная самоуправляющаяся единица» с открытым доступом в нее всем лицам, «заинтересованным в благоустройстве поселка с привлечением сих лиц и к несению соответствующих податных тягостей».
В состав поселка как такой единицы должны были войти все лица и учреждения, владеющие на его территории недвижимостью или содержащие в черте усадебной оседлости села торговые, промышленные или ремесленные заведения. «Наше местное управление должно быть построено по той же схеме, как и в других благоустроенных государствах, — говорил П.А. Столыпин. — Посмотрите на Францию и Германию. Везде одно и то же. Внизу основой всего — самоуправляющаяся ячейка — сельская община, коммуна, на которую возложены многие обязанности и государственные, как-то: полицейские, дела по воинской повинности и пр… Нечто аналогичное необходимо создать и в России».
Наиболее ожесточенное сопротивление помещиков встретила предложенная Столыпиным реформа уездного управления. Смысл необходимых изменений сводился к установлению исполнительной вертикали от министра до руководителя уездных государственных органов. Вплоть до начала ХХ в. государственная власть заканчивалась в губернии; властные функции в уезде исполняли предводители дворянства; эта должность была, во-первых, общественной, т. е. безответственной, а во-вторых, сословной. А вопросы, относившиеся к компетенции предводителей, были важны для всего населения, к ним, в частности, относилось землеустройство. Поместные землевладельцы, из которых избирались предводители, к началу ХХ в. уже в значительной мере оскудели землей, процесс этот продолжался, и они с ним мирились как с неизбежностью. Тем более ожесточенное сопротивление встречали попытки лишить их «последнего» — власти на местах, пусть даже зачастую только формальной. Для многих помещиков подобное решение было неприемлемым. Служилый класс, который основал государство и являлся его опорой, вдруг оказался государству не нужен, и это было оскорбительно. Функция представлять в уезде государственную власть, решая вопросы самого широкого спектра, уплывала из рук вместе с соответствующими источниками дохода, и это было неприятно.