— Валера, сама там подотру! «Скорую», срочно!
Екатерина Ивановна жестом попросила Тому наклониться поближе и тихо прошептала:
— Не надо «скорую». Хочу умереть дома. Деньги на похороны в паспорте. Милая моя, я тебе не успела рассказать, под матрасом рукопись очень хорошего человека, мы выросли вместе в Парбиге, любили друг друга в молодости, но не судьба! — Улыбка пробежала по морщинкам щек, глаза резко открылись, сделались небесно-синими и начали медленно затухать.
— Нет! — Закричала девушка и прижала к себе легкое, бездыханное тело. Рядом, опустив голову, стоял Уманов.
За поминальным столом в железнодорожной столовой народу было немного, несколько пенсионеров-учителей, с которыми проработала Екатерина Ивановна в одной школе ровно четверть века, три старушки соседки, да Уманов с Тамарой, которая от горя не слышала речей. Перед глазами стояли мерзлая яма, в которую пьяные могильщики чуть было не уронили гроб; черная ворона, косившая глазом с красной звездочки железного памятника; мокрый снег, хлопьями оседающий на погост. Валера пододвинул стопку водки и попросил выпить. Тамара глотнула, горечь обдала горло, и слезы покатились из глаз.
— А ты поплачь, милая, поплачь! — Седенькая бабуля нежно погладила девушку по голове. — За нее не думай, бабушка твоя хороший человек, потому в третий день по писанию Господь примет свою рабу Божью Екатерину! Да и в церковь завтра сходи, свечку поставить надо за упокой души! — Соседка перекрестилась и замолчала. Старик напротив, махнув залпом стопку водки, громко возразил:
— Ни к чему это, молодежь к богу не повернуть теперь. Они коммунисты и комсомольцы навсегда!
— Время покажет, оно всё расставит на свои места, может, и не при нашей с вами жизни, но безбожие хуже, чем вера в «Моральный кодекс строителя коммунизма!» — Тома резко встала и пошла на выход, в конце стола она обернулась, склонила голову и произнесла:
— Благодарю соседей, бабушкиных друзей за то, что проводили в последний путь, извините! — Валера вскочил и бросился за девушкой. До дома они шли по железнодорожным путям молча. Каждый думал о своем.
— Зайдешь? — Тома подняла свои удивительные глаза. Валера отвел взгляд, потоптался и промолчал. Он хотел остаться с ней, возможно, и навсегда, но останавливало его всегда чёткое понимание того, что Сможенкова другая, отличная от других однокурсниц, которые просто хотят замуж.
— Поздно уже! — Уманов снял перчатку и протянул руку.
— Спасибо тебе! Ты настоящий друг, да и одна хочу побыть. — Девушка пожала сухую, жесткую ладонь. — До завтра, может, в церковь вместе сходим?