Генерал повеселел. Он даже растрогался. Он стал думать о том, сколько радости принесут солдатам маленькие серебряные крестики. Что касается тринадцати процентов смерти, Добрынин считал их вполне обеспеченными как плохим состоянием вооружения, так и всем известной стойкостью русских солдат. И больше об этих тринадцати процентах генерал не стал думать.
В ту же ночь был подписан приказ об атаке. Она назначалась на следующий день. Приказ сообщили полковым и батальонным командирам. Младшему офицерству и солдатам решено было открыть его перед самой атакой – ввиду плохого настроения солдат. Приближалась пора посевов, и люди тосковали по дому.
С утра шел дождь. К полудню прояснилось. Вышло бледное солнце. Пригретая земля пахнула. В воздухе, в цвете неба появилась какая-то нежность. Неужели придет весна?
Тихон Великанов, немолодой солдат из ратников, сидевший у бруствера, отколупнул кусочек земли. Он промял ее между пальцами. Она ему понравилась. Он сказал соседу:
– Богатая земля. Сосед ответил:
– И удобрение богатое.
Ленивым жестом сосед указал вперед, в поле.
Тихон глянул в бойницу: посреди поля на проволоке висели трупы. Нынче ночью охотники вышли, чтобы разрезать проволоку, были накрыты неприятельскими прожекторами и расстреляны из пулеметов.
Тихон отвернулся. Шутка ему не понравилась.
Тихон и сам был шутником, но в другом роде – в добродушном. У него была репутация ротного балагура. В каждой роте есть свой лучший танцор, лучший гармонист и лучший шутник. В окопах веселятся, как всюду. Лицо Тихона с крошечным носом и высоко поднятыми бровями содержало в себе нечто забавное. Всегда на нем была гримаса веселого удивления. Тихон умел талантливо представлять из себя дурачка. Когда он только пришел в полк, его в самом деле считали дурачком. Но вскоре, во время ротных занятий по штыковому бою, товарищи раскусили, что Тихон – человек не простой.
Занятия происходили на плацу. Там стояли чучела, грубо воспроизводившие очертание человеческого тела. Фельдфебель Негреев вызвал Тихона.
– Смотри, Великанов, это есть твой враг. Ты должен его заколоть. Вот таким манером.
Негреев вскинул винтовку, кровожадно выкатил глаза и, сделав три чистых балетных выпада, всадил штык в чучело. Посыпались опилки. Прием длился несколько минут.
Тиша сказал:
– А враг согласится ждать, покуда я его убью? Уговор есть?
В рядах заулыбались.
Негреев крикнул:
– Не рассуждай! Коли!
Тиша кольнул.
– Сердись больше! Помни, что перед тобой враг. Сердись!
Фельдфебель отошел к другим солдатам.
Оставшись наедине с чучелом, Тиша взялся за дело добросовестно. Он бил чучело по соломенному пузу, колол его, рвал руками, дубасил прикладом.