— Ничто, княже, построимся и соколов заведём, и зайцев по первому снегу погоняем, и на косолапого рогатины наточим. — Обрадовали спутники.
Видимо развлекаться они мастера, как и молодёжь любого века.
Но чем дальше стёжка углублялась в чащу, приятели становились внимательнее, осторожнее. Болтовня сама собой прекратилась. В руках оказались щиты и рогатины. У меня же наоборот стало повышаться настроение от надежды, доброго предчувствия. В суеверия мы, представители двадцатого века, как правило не верим, Бабу Ягу не боимся. Млада, конечно умеет пугать до икоты, до прочих неприятностей, но мне всё-равно хочется, чтоб с ней было всё в порядке. Да что там душой кривить, привык я уже, что моя кикиморка рядом.
— Ано сё избушка на курьих ножках. — Пробормотали наконец сопровождающие и остановились.
Перед взором открылась поляна. Среди гнилых развалин, огромных куч сухих веток, как будто собранных на дрова, возвышалось маленькое строение на деревянных столбах. Глядь, парнишки мои окончательно оробели, до посинения вцепились в оружие, глазами по сторонам так и зыркают. Когда на бревне верхом со стены сигали и то так не боялись. Я и взял-то именно этих гридней за смелось, бесшабашность. А тут, испугались каких-то развалин да слухов. Подумаешь заброшенный хутор! Люди жили, да видимо ушли или умерли.
Дверь домишки, однако заскрипела и звук такой оказался противный, будто специально древесину подбирали по тональности. На землю навстречу гостю сползла пожилая женщина. Молодец, что сама спустилась, мне туда забираться опасно. Не лестница у неё, а одно название, того и гляди обрушиться под добрым молодцем. Эта сухонькая старушонка небось меня раза в два меньше и легче.
Да, чем-то на Бабу Ягу похожа, неухоженностью, наверное, старой, рассыпающейся одеждой. Лицо в принципе тоже неприятное, но точно не Млада, хотя бы по возрасту.
— Бабушка, кроме этой житницы-амбара вам больше негде существовать что-ли? Вы же когда-нибудь навернётесь. — Спрашиваю у неё после обычного: "Здрасте".
Хозяйка развела руками и зашамкала что-то беззубым ртом. Пришлось изо всех сил прислушиваться и сто раз переспрашивать, прежде что-то становилось понятно. Оказывается, это постройка в такой сырости только и выжила, потому что над землёй, на дубовых подпорках и просушивается ветерком. Всё остальное после смерти мужа запустело, сгнило и разрушилось.
— И огород развалился? — Покосился я на бурьян, в котором уже поднимались поросли осины.
Видимо не первый и не второй год пустует. Наши орлы там пни корчуют, а она готовое не использует. Ворожея только отмахнулась, мол одна баба в поле не воин, в смысле в земле ковыряться не желает. А, ладно. Это её дело. Мы за другим прибыли.