Он стоял рядом со мной, осматривал трофейного коня и ощупывал свой пояс. Пока назад, вроде не требовал, но и руку не отпускал.
— Ёрш домой ны возвернулся, спрос мене учинить ны с коего. Еже сыне живота лихован, то уне бы сами в землю закопаться! — Зарычало с той стороны. — Сей може посвататься жажда, девку облюбовывал!
— Скольких же он покалечил, покуда облюбовал?! — Крикнул я.
Из-за ворот рыкнуло ещё страшнее: "Бабья доля терпети!!! Коли мира жаждите, коня и княжича свого выдайте, ино усе пожгу!!"
— Шёл бы ты еси, Кречет, от селя, покуда аще под нозами зря. — Спокойно ответил староста. — У наю мужей якоже терпежу срок исходе. Ны чай покудова ворота отворяя, усе миром с рогатинами на тя, якоже на аркуду выйдя.
В поле захохотали: "Коли гораздо бехо, ужо стоя, ды бился бо, а ны тявкая аки пёси из норы!!!"
— Азм, Кречет, якоже думу думаю, а ны токмо топором махати горазд. Еже выйдя, побьём мы есмь вась, ды токмо и наю мужей полма с лихвой поляжеть. Ны жажду сей брани, посему и терплю тя покаместь. Пораскинуть умом и тобе еси, Кречет, срок. Еже ны к стенке прижми, хана тобе приде. Иде от селя и думай о сём крепко.
Бандиты ещё покричали, поругались немного и ускакали.
— Дядька Третьяк, почто мы есмь сих душегубов стрелами ны по бяше? — Услышал я вопрос подростка, направляясь по дороге к дому, к Божене.
Меня это тоже заинтересовало, заставило остановиться, прислушаться. Действительно почему? Начали бы все дружно стрелять, вмиг бандиты в ёжиков бы превратились.
— Ишь ты еси, Малёк, кой шустрый! У ны в селище ни единаго лука боеваго несть. Дороги сии вельми. Кои сами на охоту вырезая, немощны, ды чрез пару дней сохни. Мастаки, бають по пять лет добрый лук творя. Посреди ны и умельца сего несть. Почни мы есмь стреляти, ну изъязвили бо двоих-троих, разъярили бо без прока. Ано тако авось успокоятся, до оного разу.
— Дык доколи сие длиться буде? Ны счесть наю пропало, ды усе небось от сих дланей поганых.
— Вот подрастёшь ты еси, паря, своими мальцами обрастя, по зрю, како сих под ножи татям пошлёшь.
Разговор показался очень интересным, но незаконченным, и я стал приставать к Борщу.
— Скажи-ка, дед, почему вы не соберётесь, да не поймаете всех душегубов? Если своих сил не хватает, так надо родственников, соседей позвать. Небось негодяи уже всем навредить успели? В крайнем случае можно нанять кого-нибудь, один раз заплатить, чтоб потом не мучится.
— Думали мы есмь о сём и приглашая. — Вздохнул старик. — Токмо помирати николи ны охота. Усе отсядете жаждуть. У наю тако повелось бо покуда твоя дщерь, али унучку ны спойма, никой ны почешется. О те годе бехо, укупились соседе, пожгоша сих шалаши, ано тати ны сыска, усе лядины облазаша. Шибко коварны поганы казали. Егда мы есмь сих онде пожгоша, по соседе те наша проскача, зело мнозие побешу. Наю крепь ны ходе. Дымы позряша, возвернулись и споймали бо сих. Ано тако мы есмь ны солоно хлебавши, соседи с убытком, а лиходеи токмо наглее стац. Ноне к ним лихие людишки охотно ходе.