Вахрамеев, мягко спустив Лаваль на твердую землю, словно невзначай коснулся груди. Графиня ойкнула и расхохоталась. Надо же, быстренько спелись, голубки, — подумал Бучила. Ревности он не испытывал. Ревность глупая вещь и кровью часто кончается. К ведьме он особых чувств никогда не испытывал. Интрижка, приятное времяпрепровождение, и не более.
— Не забудьте, ротмистр, вы обещали показать мне живого падальщика, — напомнила графиня.
— Непременно возьму вас с собой, — отсалютовал ротмистр. — Завтра на рассвете на этом же месте! Я покажу вам охоту на человека, сударыня! Честь имею!
Вахрамеев резко дернул поводья и пустил лошадь в галоп, увлекая за собой головорезов и мелькающих расплывчатыми тенями собак.
— Подружились? — съязвил Бучила.
— Самую малость, — рассмеялась Лаваль. — Приятный молодой человек.
— Угу, после таких приятных молодых человеков ценности из дому пропадают, — буркнул Рух.
Филиппка, увидев процессию обрадовался, побежал навстречу и закричал:
— Батька вернулся!
— Варьку нашел? — ахнула Дарья.
— Неа, один, — мальчишка стрельнул глазенками в лес.
— А ну пошел в избу, на улицу нос не показывать! — велела мать.
— Ну мам…
Послышался звонкий шлепок, будущего Заступу и грозу всей окрестной нечисти загнали поджопниками домой.
Бортник сидел за столом, уронив лохматую голову на руки. Перед ним лежал скомканный сарафан. Чистый, без подозрительных подтеков и пятен.
— Горюешь, Степан?
Бортник поднял красные, заплаканные глаза и прохрипел:
— Нету доченьки, нету, тока платье сыскал.
— Следить надо за доченьками, беседы нравоучительные вести, в душу девичью лезть, — Бучила взял сарафан и шумно принюхался. Пахло бабой.
— А я следил! — взревел Степан и грохнул кулаком по столу. — А толку? Та тварь Вареньку уволокла, которую ты, Заступа, должен был изловить!
— Не доказано, — обиделся Рух. — Где платье сыскал?
— У тропы на опушке, — плечи Степана содрогнулись. Он разбил кулак в кровь и даже этого не заметил.
— Платок есть? — спросил Бучила у Бернадетты.
Графиня передала накрахмаленный шелковый платок с вензелями.
— Поранился ты, — Рух заботливо вытер кровящую ладонь бортника, безбожно извозякав белоснежный платок.
— Ты… ты… — ошалела от наглости Лаваль.
— Я тебе новых сто тыщ подарю, — соврал Бучила, протянув окровавленную тряпку владелице.
— Фу, — Лаваль отдернулась. — Убери эту гадость!
Бучила сунул платок в карман и спросил:
— В лесу искал?
— Разве сыщешь! — всплеснула пухлыми руками Дарья. — Взрослые каждый год пропадают, а тут дите неразумное.
— Варенька! — Степан ткнулся рожей в сарафан, вполне натурально изображая убитого горем отца. Или не изображая?