— К оружию, м-мать! — завопил фальцетом ротмистр.
Рух едва не упал, столкнувшись с рейтаром. Солдаты поспешно выстроилась в крохотное каре. Бахнул второй выстрел. Теперь справа. Неистовый лай оборвался душераздирающим скулежом и затих.
Слева затрещало, из зарослей выскочили Никита и Савва, с перекошенными мордами и дикими глазами. Савва рывками волочил упирающегося всеми лапами пса с клочьями пены на оскаленной морде.
— Падаль, падаль там! — заорал Никита. Разведчики заскочили в квадрат.
— Засада, ваше благородие! — Никита дрожащими руками перезаряжал пистолет, просыпая порох и сдавленно матерясь.
— Корчун, лапочка, издаля их учуял, тем и спаслись! — Савва похлопал пса по лоснящейся голове. В глазах «лапочки» застыло желание убивать. — Сверху сидят, думали невидимы, гниды!
— Никит, глянь, это чего у тебя? — спросил седой рейтар. У разведчика над левой лопаткой засела короткая, выкрашенная черным стрела.
— Ох, ёпт, — удивился Никита, посмотрев за плечо. — Думал комар укуси…
В елку над головой Руха с глухим стуком вонзилась стрела. Вторая отскочила от нагрудника рейтара стоящего впереди. Вахрамеев, опередив Бучилу, прикрыл графиню собой. Коротышка драный! От диких воплей заложило уши, среди деревьев замелькали быстрые тени, и Рух впервые увидел падальщиков. Страшные байки не врали, дикари мало напоминали людей — косматые, полуголые, раскрашенные черными и синими полосами, грязные, ряженые в сальные шкуры, с лицами, скрытыми масками, похожими на мерзкие хари разложившихся мертвецов.
— Огонь! — приказ Вахрамеева утонул в грохоте выстрелов и пороховых облаках. Несколько падальщиков покатились по мху. Бучила, не собиравшийся вступать в рукопашную, на всякий случай вытянул из ножен тесак. Побледневшая Лаваль вскинула руку, от ведьмы пошел холодный поток, след творящегося колдовства, бегущий дикарь с двумя отрезанными головами у пояса, резко остановился, выронил копье с широким иззубренным наконечником и засипел, тараща выпадающие глаза. Сделал шаг, шея изогнулась под немыслимым углом и он повалился на обмякших ногах.
— Держать строй! — завопил ротмистр. Падальщики налетели смердящей, истошно улюлюкающей толпой. То, что Рух издали принял за маски, оказалось безобразными рожами. Безумцы уродовали себя, обрезая носы и губы, обнажая рты в вечном оскале гнилых, хищно заостренных зубов. Жутко лязгнула сталь, падальщики взвились в высоких прыжках, стремясь ворваться в каре и умирая под ударами багинетов и палашей. Вооружены дикари были всякой дрянью: ржавыми мечами, каменными топорами, дубинками и прочей клятней. Хорошего железа Рух не заметил. К его ногам упал людоед с раскроенной башкой. Из треснувшего черепа плеснули расквашенные мозги. Щеку опалил холод, Лаваль творила новое заклинание, не успевала и оттого злилась больше всего. Хер в такой свалке поможет твое колдовство, — злорадно подумал Бучила. Рейтары отбивались молча, прикрывая друг друга, дикари наседали, как одержимые, с воплями и скулежом. Здоровенный падальщик, в плаще из сшитых человеческих лиц, с рожей обезображенной мокнущей опухолью, рубанул крайнего солдата причудливо изогнутым, похожим на кусок сырого мяса клинком. Рейтар завалился, рассеченный до пояса, кровь фонтаном ударила из оборванных жил. Вахрамеев пальнул почти в упор, верзила дернулся, скорчил морду и ударил наотмашь. Ротмистр успел обнажить палаш, лязгнуло, оружие Вахрамеева разлетелось осколками, и он упал, закрывая руками лицо. Дикарь навис сверху, занес меч, коротко хрюкнул и повалился на Вахрамеева.