— Спалось хорошо, да мало, — делано зевнул Рух и спросил, — Как перезимовали? Нешто спокойно, раз не тревожили?
— Твоими молитвами, Заступа-батюшка, и Христос нас, горемычных, оберегал. Хлеба в достатке, детки здоровые, скотий мор стороной обошел. Одна померла коровенка на Рождество, почернели кишки и зеленая кровь из всех дыр отошла.
— Волчатка?
— Она самая, кормилец, едва успели беду отвести. Как ты и наказывал: отрыли младенчика помершего без святого причастия, зашили коровке в нутро вместе с живым петухом и сожгли на кострище, пеплом село по кругу обсыпали. Убралась лихоманка проклятая. Повыла за околицей, зубьями поклацала и ушла.
— Заложные тихо вели?
— Тихо батюшка, снегу страсть намело, не выбраться им было до самого Благовещенья. Неделю назад возчики сгинули у Птичьего брода, телов не нашли, померзли небось. А давеча мужики слыхали в лесу, возле брода, страшественный вой. Толи зверюга выводит, толь человек.
— Гляну, — благосклонно кивнул Рух. Вот и работа наметилась: раз померли лютой смертью и без похорон правильных, значит уже поднялись. Помаются, помыкаются, оттаявшую в лесу дохлятину подъедят и куда пойдут? Точно, домой, память сохранившаяся в прогнивших мозгах к ребятишкам и женам потянет. Вот радости будет, как полезут в избы разложенные мертвецы.
— Ты уж сходи, батюшка, посмотри, — заискивающе улыбнулся Аникей. — Наши-то теперь страшатся Птичьим бродом ходить, до Наволоки пятнадцать верст крюка дают. Помоги, батюшка. Мы в долгу не останемся.
— А пока вот, — Устин пошамкал беззубым ртом. — У нас товар, у вас купец, стало быть. Прими, Заступа, невестушку, не побрезгуй.
Невзор вытянул из-за спин молоденькую, лет этак шестнадцати, девку в белой рубахе до пят и венком на голове. Девка оказалась вполне симпатичной, золотоволосой и остроглазой. Худосочной уж только, ни жопы, ни сисек. Рух недовольно скривился.
— Замухрышка какая. Год не кормили? Себе-то пуза наели.
Бучила шагнул к невесте, старейшины попятились, притихшая толпа шарахнулась, кто-то упал, задрав грязные пятки.
— Ты на внешности, батюшка, не смотри. Зато девица она невинная, аки ярочка, — оправился от страха Аникей.
Рух ухватил «ярочку» за хрупкие плечи. Головка у невесты держалась плохо, клонясь на плечо, тело мягкое и безвольное, огромные голубые глазища заволокла пьяная пелена. На жениха не смотрела, вялая, безразличная, еле живая. Ну точно, только девственницы тут не хватало.
— Разве о девицах был уговор? — строго поинтересовался Бучила. — Ведь знаете, каких я люблю.
Он руками обрисовал нужные формы. Вышло даже пышнее, чем требовалось.