— Поняла, батюшка.
— А мне делать чего? — заволновался Иона.
— А чего обычно ты делаешь? Ходи, пучь глаза, охай глубокомысленно. Ежели завертится, мертвым прикинься, упаси тебя Бог под ногами у меня путаться.
— Прятаться от нечисти не намерен, — Иона обиженно засопел и брякнул, красуясь перед Лукерьей. — Я воин Христов!
— Ну лады, — как-то сразу успокоился Рух. — Если явится тварь какая, глазища ей выдавливать начинай.
Он пожал плечами и ушел к дверям. Наступил неуловимый миг, когда сумерки сменяет темная ночь. Село затихло, желтую луну укрыли рваные облака. Рух с усилием закрыл тяжелые створки и задвинул засов. Подергал, отошел на пару шагов, смутился, вернулся и снова проверил запор. Дурацкая привычка, вроде запер, а едва отойдешь, внутри начинает грызть пакостный червячок — а вдруг не закрыл, вдруг забыл и сейчас кто-то вонючий и злой проберется и всех тут сожрет.
Бучила встряхнулся и громко велел:
— Лукерья, начинай!
Лукерья сноровисто бухнулась на колени, перекрестилась, сильный, высокий голос наполнил церковь, эхом отражаясь от стен и уплывая под купола.
— Отче наш, иже еси на небесях! Да святится имя Твое, да прибудет Царствие Твое…
Рух примостился в уголке, держа Лукерью на виду. Подгреб под задницу могильной земли, блаженно вытянул ноги и приложился к припасенному меху со сладким вином. Напившись, побулькал над ухом и остался доволен. Ночку хватит скоротать. Иона, не находя себе места, болтался по храму.
— Сядь ты, не мельтеши, — попросил Рух. — Собьешь бабу с толку, все прахом пойдет. Уймись, винишка хлебни, полегчает.
Поп демонстративно отвернулся и ушел к аналою, поближе к Лукерье, взявшись беззвучно молиться, перебирать четки и настороженно зыркать по сторонам. «Аки пес» — усмехнулся про себя Рух.
— …спаси и помилуй раба божьего Дмитрия. Верую во единого Бога Отца Вседержителя, творца неба и земли…
Тьма висела в душном церковном нутре, пропахшем старым деревом, потом и ладаном. Бучила потягивал вино, поочередно поднимая здравицы за каждого из святых, Лукерья молилась, Иона бдил. Рух, поймав настороженный взгляд монаха, сладко зевнул и приложил сложенные ладони к голове. Дескать не мучься, поспи. Иона отрицательно потряс бородой и отвернулся. Некогда ему спать, на посту человек.
— …и паки грядущего со славою судити живым и мертвым…
Время тянулось каплями горького меда, Бучила окончательно освоился в церкви, винишко здорово помогло, он чуть захмелел, из тела ушла противная скованность. Святые уже не казались такими суровыми, посматривая даже, вроде, завистливо и понимающе. Ведь нормальные мужики, испоганившие себе жизнь трезвостью, воздержанием от баб и прочей мурой.