Рух напрягся, уловив посторонний, вкрадчивый шум. К заунывному распеву Лукерьи исподволь примешивалось едва различимое царапанье и постукивание. Бучила облизнул пересохшие губы, винцо мигом выветрилось из головы, мышцы сжались, в левом виске противно затюкало. Звук шел откуда — то сверху, осторожный, таящийся и зловещий. Послышался шлепок прямо над головой, по крыше словно потащили мокрую, плесневелую тряпку. Рух сквозь дерево чуял запах тлена, прелых костей и земли. Сырое чавканье превратилось в притоптывание, будто ползущий встал на нетвердые ноги. Дранка на крыше пронзительно заскрипела, Иона выронил свечку и поднял голову. Скрип сменился хорошо различимым мерзким похлюпыванием. Иона дернулся, совладал с собой и глянул на упыря. Бучила приложил палец к губам.
Иона сглотнул, прокрался вдоль стены испуганно косясь на верх, и еле слышно спросил:
— Это чего?
— Хер его знает, — чистосердечно признался Бучила. — Паскуда какая-то балует. Выйди да погляди.
— Я лучше с тобой посижу, — Иона опустился рядом на корточки.
— А чего так? Ты же воин Христов, такому пара пустяков любую тварищу обратно в пекло загнать. Я ведь свою работу херово делаю, так ты поучи.
— Не начинай, — болезненно сморщился Иона.
Царапанье и мерзостное похлюпывание отдалились и снова приблизились, кто — то тщательно изучал крышу, разыскивая дорогу внутрь. С купола просыпались мелкие опилки и древесная труха. Оставалось надеяться на мастерство плотников, иной твари хватит махонькой щелки или дырки от выпавшего сучка.
— Сюда лезет? — хрипнул Иона.
— А ты догадливый малый, — уважительно посмотрел на попа Рух. — Хотя, может просто гуляет, скучно ей падле. Надоест и уйдет.
— А если пролезет? — не унялся воин Христов.
— Беги. Следом за мной и тикай.
— Ага, понял, — кивнул Иона и спохватился. — А Лукерья?
— Баба с возу, кобыле легше…. Да тихо-тихо, — успокоил вскинувшегося монаха Бучила. — Если пролезет, к Лукерье подходить не давай, отвлекай на себя, крестом осеняй, водой святою кропи. Это всякую нечисть задержит, а там уж я помогу.
Бучилина уверенность передалась монаху, Иона немного успокоился и перестал часто, с надрывом дышать. Лукерья читала громко, враспев, ничего не слыша вокруг, чем Руха немало порадовала: одной заминки хватит все прахом пустить. Нужно бы ей уши какими тряпками замотать, жаль, умная мысля приходит опосля…
Сырое причмокивание и вкрадчивый стук переместились с крыши на стену, и Рух живо представил сочащийся вонючей слизью кусок темноты и сгнивших костей, прилепившийся к потемневшему срубу. Тварь шарила по стене, огибая церковь по солнцу. Бучила уловил едва слышное цоканье, похожее на уколы в дерево сотен тоненьких игл. Иона вновь задышал с присвистом. Шуршание и игольчатый перестук отдалились и тут, совсем рядом, за стеной заплакал ребенок. Совсем крохотный, беспомощный и перепуганный, один, среди чудовищ и тьмы. Тут у любого сердце кровоточить начнет. Иона сделал неуверенный шаг к двери.