Прикосновения к резному увесистому дереву и ледяному металлу вселяли уверенность. Из такой жахнешь — клочки по закоулочкам полетят. Рух не поскупился, зарядил серебром, для хорошего дела не жалко. Серебро потом можно, ежели не брезгливый, после выстрела обратно вернуть. А Бучила не из брезгливых, в таких говнах копался, не приведи Господь Бог.
Лукерья начала отчитку, слова молитвы поплыли в пахнущей ладаном темноте.
— … прииди и вселися в мы, и очисти мы от всякие скверны, и спаси Блаже, души наша…
Рух уловил испепеляющий взгляд попа и спросил:
— Что?
— Нельзя с оружием в храм, — укорил Иона.
— А-а, — протянул Бучила. — То есть богомерзкий упырь забросавший церковь могильной землей, тебя уже нисколечки не смущает, а самопал, значит, чего-то не то?
— Нельзя с оружием, — обреченно повторил Иона.
— Иди, покажу как из красоты этой в живого человека палить, — от чистого сердца пригласил Рух и видя ужас на лице священника, тут же поправился. — Ну не в живого, вдруг нечистый полезет, руки мне оторвет, а тут ты ему срам отстрельнешь.
— Нельзя оружие, грех.
— Заладил, грех-грех. Нешто не грешил? Чем бабу будешь оборонять, беседу с нечистым ндравоучительную проведешь? Засовестишь? Ты это словоблудие брось. Рука нужна твердая, верный глаз, да что ни будь острое, тяжелое иль огнебойное, лучше освященное да с серебром. Без оружия ты не воин Христов, а пачкун свойских штанцов. Молодцов патриарха из Святой сотни видал? Каждый при пищали, а тот же монах.
— Им можно…
— И тебе можно, — убеждающе сказал Рух. — Хошь напомню про латинянские монашие ордена? Тамплиеров, тевтонов, Калатраву? Чёй-то с оружием все и орудуют залюбуешься.
— Ну наверно, — дал слабину Иона и тяжко вздохнул. — Учи, а грехи потом замолю.
— Во, слова не мальчика, но мужа, другой разговор, — обрадовался Бучила. — Граблями не лезь, смотри и запоминай. Видишь полочку и порох на ней? Если его подпалить, огонек в энту дырочку пролезет и ага, жахнет ружжо. Главное не забыть супротивнику дуло направить в живот.
Рух на всякий случай показал, как упирать приклад в плечо и откуда вылетает всякая смертоносная дрянь.
— Фитиль зажженным держи, — упырь подул на тлеющий фитилек, подсветив багровым бледное, худое лицо. — Капризный, зараза, боится сырости и ветерка. Загогулину железную зришь? Жагрой зовут, по мудреному — серпентин. Нажмешь, фитиль к пороху припадет. Глаза зажмуривай, сейчас же пальнет. Вот и вся наука. Смекнул?
— Смекнул, — заверил Иона так истово, что Бучила сразу понял — монах ни хрена не смекнул. А и шут с ним, неохота возиться.