— Ты по поводу Лесняка?
— Не только, здесь таких много. На людях смирные, великих благ чаятели, а по заглазью о-го-го как правду-матку режут. Живут двусмысленно и двуязычно. Надо понимать, с кем имеешь дело. Условно говоря, один курит сигареты, а другой лузгает семечки.
— Но Лесняк-то, Лесняк? — добивал Жора.
— А Лесняк вроде макарьевского сундучка. Там, слышал, по шесть штук один в другой вставляют, как матрешки.
5
Богодуховы перебрались из Тулы в Первопрестольную по случаю. Виктора Ивановича, сцепщика вагонов, шапка набекрюшку, послали на подмогу в депо Лихоборы. Там он чистил паровозы, следил, чтоб ремонтные ключи выдавали в рейс полным комплектом — без инвентарного набора инструментов в пути встанешь намертво, — чтоб масленки до краев наливали смазкой нужных сортов, а в кабине было чисто, как у монашенки в келье. Жили в нищете, да в святости. В итоге исправного туляка определили на курсы машинистов и приманили комнаткой для семьи. Спустя год за ним закрепили паровоз под номером 1675, он водил составы по Окружной дороге.
Жизнь шла в рост. И вдруг — сброс на ноль. Богодухов разделил судьбу своего поколения: погиб 4 августа сорок первого под Смоленском — у села Секати Батуринского района, как гласила похоронка, титулованная Извещением.
Это Извещение стало единственным наследством сына Сергея, не раз помогая в жизни. Когда со Щёкинского химкомбината его выдернули инструктором отраслевого отдела ЦК КПСС, пожилой кадровик, наверняка в прошлом фронтовик, так и сказал:
— Считай, тебя погибший отец рекомендует.
В цековских порядках Богодухов разобрался не сразу, но основательно. Для обывателей аппаратчики Старой площади, бренд «ЦК КПСС», в те времена считались номенклатурной кастой. Лихие эстрадники с дипломами врачей Лившиц и Ливенбук, растворившиеся в далях забвения, однажды отмолотили на сцене стих Чуковского «Муха-цокотуха», с непозволительным намеком сделав особое ударение на двух магических буквах: «Муха-ЦКтуха», — и невинная реприза отозвалась ликованием в среде «профессионалов недовольства» — свободомыслящей публики, заверещавшей на кухнях о подрыве зловредных партийных устоев. Считали, что это крайняк, смелый вызов власти, растабуирование запретного.
Но на деле аппарат ЦК КПСС был неоднородным.
В отраслевых отделах вкалывали, по самоназванию, «серые лошади», народ тягливый, от сохи, со своей шкалой смыслов, не утерявший связи с низовой толщей, — работяги, пахавшие глубоко, колесившие из края в край бескрайней державы. Отраслевые отделы подменяли министерства, что было стратегической ошибкой партийных верхов. Для рядовых аппаратчиков нелепый дубляж оборачивался каторгой. Правда, с материальными бонусами.