В креслах зашумели, послышались реплики: «Долбочёсы!», «Совесть на ремонте!» — но их перекрыл громкий микрофонный ответ:
— В России тридцать лет идет кутёж финансовой элиты. Либеральный карнавал. Страна в аренде у чиновничества.
— Финансы отдельно, производство отдельно. Мухи и котлеты! — фистулой, густым грудным голосом крикнул кто-то из кресел.
Зал взорвался аплодисментами.
Но тут слово взял сидевший в узкой части стола гладко причесанный мужчина в сером свитере до подбородка.
— Синицын взял высокую ноту, и меня зацепило упоминание о тридцати годах, прошедших со времен перестройки. Если же считать от ее начала, уже тридцать с гаком. А за тридцать лет в стране накапливаются противоречия. Такие противоречия накопились в хрущевский и брежневский периоды, но руководство КПСС их не снимало. В итоге — застой и тухляк, а за ними разрушительная перестройка. И вот минуло еще тридцать лет. Мы же с вами чуем, что в стране снова накопилась уйма противоречий. России нужны — нет, не революции! — а обновительные процедуры, посредством которых власть должна устранять набежавшие противоречия. Для этого идеально подходило столетие Октября. Прекрасный был повод дать нейтральную оценку прошлого и представить образ будущего страны, объединяющего красных и белых, объявить о новом курсе, которого все ждут, потому что крымский консенсус 2014 года рухнул. Помните Цоя: «Мы ждем перемен!»? Его клич снова стал злободневным. Но власть заявила: «А что праздновать?» — и предпочла устраниться от планов обновления жизни, прежде всего экономической. И противоречия нарастают с пугающей быстротой.
Зал взревел бурными возгласами, долго не смолкали аплодисменты, а Борис Семенович был потрясен. Никак не ожидал, что услышит такие речи в провинции. Шепнул Подлевскому:
— Зарисуй схему рассадки за столом, представишь объективки на всех.
Но это было только началом.
Слово снова взял Синицын:
— Либеральная монополия в экономической политике выродилась в то, что философ Вадим Цымбурский назвал «корпорацией по утилизации России». Либерал-клептократ Улюкаев — символ элитной группы, которая так рулит макроэкономикой, что денежная политика не стимулирует производство. Эта группа держится концепции пресловутого «Вашингтонского консенсуса», которую в конце восьмидесятых разработали для Африки и подсунули Гайдару. От этого консенсуса отказались даже на западе, «Римский клуб» в последнем послании осудил разливанное море финансовых спекуляций, ущемляющих производство. А где наша концептуальная теория? Где исполины духа? Кто назовет носителей концептуальной власти? «Красный проект» умер. Но мы оказались в концептуальном тупике. Хошь не хошь, вспомнишь слова Сталина: без теории нам смерть. А наши догматики цепляются за устаревшую доктрину. В реальной жизни это вылилось в чудовищное заявление министра Силуанова, чья зарплата свыше полутора миллионов рублей: «Пенсионеры у нас работают не из нужды, а по желанию. Зачем им индексировать пенсии?»