И чем дольше Орден будет без Главы, тем сильнее Пустошь заполнит собой всё, укоренится здесь так, что только и успевай отбиваться от порождений, которые полезут со всех щелей. И казалось бы, Хилберт мог теперь спокойно покинуть этот замок и появляться в нём только время от времени – но с горечью понимал, что и сам уже пророс здесь. И это опасное чувство: нужно от него избавляться. В Стормастайге будет лучше.
Ополоснувшись ко сну и уже собираясь ложиться, Хилберт ещё немного постоял у окна, глядя, как каменная осыпь холма будто плывёт среди тумана, что стелился по дну долины. Он видел в мелких квадратах стекла своё раздробленное отражение, удивительно точно передающее его внутреннее состояние последних месяцев. Он был раздробленным, почти перемолотым в пыль. И только Полина, неожиданно появившись на месте нежеланной жены, смогла собрать его воедино снова. Стала бы Паулине поступать так же? Теперь его терзали большие сомнения на этот счёт. А отделившись от жены, Хилберт вновь начинал рассыпаться.
Паршивое ощущение. Он не хотел зависеть от неё, но зависел. После свадьбы и близости с ней уже не смог бы сказать, что она только средство для достижения некой цели и получения силы. Она нечто большее – проклятие его, наверное. Даже несмотря на то, что душа её из другого мира. Может быть, поэтому – ещё больше.
Хилберт моргнул, сбрасывая задумчивость, когда в дверь постучали. Поначалу он решил, что отвечать не станет. Пусть идут к гаргу в задницу. Всем не мешало бы отдохнуть в эту ночь. Но стук повторился, а за ним тихо прозвучал мягкий умоляющий голос Ренске. Она просила впустить её. Что за?.. Откуда она тут взялась?
Хилберт прошлёпал босыми ногами к двери и, схватив ключ с маленького столика – он никогда не оставлял его в замке, – открыл.
Ожидал всего чего угодно. Обвинений, упрёков и ревности. Но вовсе не того, что Ренске вдруг бросится к нему и вмиг повиснет на шее, тыкаясь лицом в плечо. Она дышала так, будто бежала пешком из самого Ривервота.
– Я как узнала, что на Волнпик напали… – забормотала тихо, сбивчиво. – Сразу приехала. Я боялась, что тебя ранили… Или Феддрика.
Хилберт попытался оторвать её от себя, чтобы заглянуть в лицо. Наверное, надеясь понять, насколько искренни её слова. Насколько натуральна её тревога, потому что, зная о явных намерениях антреманна, можно было решить, что Ренске к тому тоже причастна. Даже скорее всего. И хороший вопрос, чего в её поведении больше: чувств, в которых она клялась не раз, или воли брата?
Едва удалось чуть отстраниться, девушка перехватила его лицо ладонями и тут же прижалась губами к его губам. Скользнула между ними язычком, навязывая жаркую ласку, принялась распускать шнурок на его вороте. Запутавшись, рванула в стороны – затрещала ткань.