Казалось, взволнованный стук моего сердца непременно отдаётся ему в ладонь.
– Я и не собираюсь это обсуждать. Обсуждать нечего: вы моя жена, – его тон на миг заледенел. – Но хочу ещё, чтобы вы знали. Мне жаль, что вам пришлось вытерпеть всё это.
– То, что случилось сейчас? – Я нарочно состроила непонимающий вид.
Хилберт хитровато улыбнулся, продолжая медленное, но уверенное наступление.
– Думаю, эти страшные пытки вы и вовсе никогда мне не простите. – Он нарочито виновато вздохнул. – Но я о другом. Обо всём, что было до того, как вы рассказали… О себе.
Я остановила его руку. Это было невыносимо сладостно – что случилось между нами только что. И ожидание того, что могло быть дальше – опасное, грозящее толкнуть на очередное безумство. Но, если Хилберт не осознает границы, если я сама не восстановлю их, то дальше будет только хуже.
– Я многое понимаю, Хил. Понимаю, что вы не знали, что в теле Паулине вовсе не она. Но… Не обещаю, что смогу забыть. И прошу. – Я попыталась убрать его ладонь. – Не нужно продолжать. Всё, что случилось сейчас, – мы можем принять это за необходимость. За острую потребность тела, если хотите. Просто принять. Только я не та, кто должен был стать вашей женой.
Он молча перекатился на спину, сразу прекратив мягкие домогательства до моего разнеженного тела.
– Я принесу воды, – повторил.
Встал, на ходу натягивая штаны, двигаясь резко и чуть рассерженно. Он всё понимал. И вдруг стало так паршиво от этой мысли, что я едва сдержала подкатившую к горлу жгучую волну злости на саму себя. Дура. Зачем позволила? Зачем?..
Это было самое тяжёлое утро в недолгой супружеской жизни. Хилберт проснулся первым и перевернулся на другой бок, стараясь, чтобы под ним не слишком скрипела чахлая лежанка. Полина накануне устроилась на другой, не только потому, что на узком ложе им было бы неудобно вдвоём. Но и по той причине, какую озвучила вечером. После самой безумной, рвущей тело в клочья близости с женщиной, что когда-либо случалась у Хилберта. У него были разные любовницы: и не слишком умелые, и опытные, которые могли доставить большое удовольствие. Но ни с одной из них он не испытывал настолько ошеломительных ощущений. Когда не только тело ликует от обладания женой, но и обостряется каждое чувство – до звона в мышцах, до вороха искр перед глазами. Когда хочется обласкать её всю от кончиков пальцев до кончиков волос, вдохнуть запах разгорячённой кожи, смешанный с древесным и лёгкой свежестью дождя, – так, чтобы он ударил в голову, словно крепкое вино. И вкус её почувствовать: губ, тонкой шеи, плеч и груди, вкус её блаженства, оставшийся на пальцах.