Повышенный расход энергии мог быть замечен на Энергоподстанции, но Харлан сомневался, чтобы кто-нибудь из инженеров заподозрил неладное. Никто не ждал их у входа в Вечность, когда он вернулся вместе с Нойс, и одно это гарантировало девять десятых успеха. Сейчас ему оставалось только спрятать её в безопасном месте.
– Вечные не всеведущи, – проговорил он после паузы.
– А я даже не Вечная, – пробормотала Нойс, – я знаю так мало.
У Харлана ёкнуло сердце. Всё ещё не Вечная? Но ведь
Финжи утверждал…
«Оставь, – просил он себя, – не копайся. Она пошла за тобой. Она улыбается тебе. Не искушай судьбу. Что ещё тебе надо?»
И всё-таки он спросил:
– Ты веришь в бессмертие Вечных?
– Видишь ли, они сами называют себя Вечными, и поэтому все уверены, что они живут вечно. – Она лукаво улыбнулась. – Но я знаю, что это неправда.
– Значит, ты не веришь?
– После того как я поработала в Вечности, – нет. Люди, которые живут вечно, не разговаривают так, и потом там были старики.
– И всё же ты мне сказала той ночью, что я никогда не умру.
Всё ещё улыбаясь, она придвинулась поближе к нему.
– А я подумала: кто знает?
– А как Времяне относятся к тому, чтобы стать Вечными? – Харлан хотел задать вопрос непринуждённо, но в голосе против его воли проскользнула напряжённая нотка.
Её улыбку как рукой сняло. Почудилось ли ему или она действительно покраснела?
– Почему ты спрашиваешь?
– Мне интересно.
– Всё это глупые выдумки, – ответила она, – мне не хочется о них говорить.
Нойс опустила голову и принялась рассматривать свои ногти, которые тускло поблескивали в слабо освещённой капсуле.
– Зачем тебе понадобилась моя любовь? – вдруг спросил Харлан.
Она чуть побледнела, откинула назад свои длинные волосы и очень серьёзно посмотрела ему прямо в глаза:
– Раз уж тебе так необходимо знать – у нас есть поверье: любовь Вечного делает девушку бессмертной. А я не хочу умирать. Это одна причина.
– Ты же сказала, что не веришь этим бредням.
– А я и не верю. Но ведь попытка – не пытка. Особенно если учесть вторую причину.
Он осуждающе посмотрел на неё, ища спасения от боли и разочарования на неприступных высотах морали своего
Столетия.
– Какую?
– Мне всё равно хотелось.
– Ты хотела, чтобы я полюбил тебя?
– Да.
– Но почему именно я?
– Ты мне сразу понравился. Ты был такой смешной.
– Смешной?
– Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам с меня глаз не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовала, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя.
– При чём тут жалость? – У Харлана пылали щёки.
– Ты так мучился и страдал. А в любви всё очень просто. Надо только спросить девушку. Так приятно любить и быть любимой. Зачем же страдать?