— Алексей Сергеевич, может, выпьем по стопочке? — многозначительно предложил Вуков, исподволь поглядывая на коричневый кейс, с которым не расставался Сарафанов. — С мороза оно хорошо бы.
— Если можно, чаю, — ответил Сарафанов, и через минуту казак-ординарец поставил на стол два горячих стакана в подстаканниках и вазу с печеньем.
— Как обстановка, Алексей Сергеевич? — Вуков, сутуля могучие плечи, упер в колени сизые булыжники кулаков. — Вы вращаетесь в политических сферах, многое видите, понимаете. Я считаю себя вашим учеником, всегда вас слушаю, получаю много полезного.
Круглая, коротко стриженная голова приготовилась слушать, думать, усваивать полезные сведения, размещая их среди необильных, но крепко уложенных представлений. О православных обрядах, истории Войска Донского, о нравах «братвы» и криминальной милиции, а также многосложных комбинациях, позволявших ему держать под контролем сотню лихих молодцов, занимать их делом, кормить, ставить в строй, увлекая фантастической мечтой — созданием реального казачьего войска, способного вести современный бой в условиях Чечни или московских проспектов.
— Какая, говоришь, обстановка? Русских бьют по всем фронтам, а они не отвечают. Старики наши мрут от хворей и от тоски, вспоминая сквозь стариковские слезы о победах Жукова и полете Гагарина. Мужики, которые когда-то строили ракеты и авианосцы, пьют горькую и гибнут, кто от отравы, кто от ножа. Женщины из последних сил надрываются, тянут лямку и рыдают в церквах. Девушки в борделях заражаются СПИДом. Русские младенцы, не успев родиться, идут на фарш из стволовых клеток, чтобы какая-нибудь рублевская дщерь сохранила белизну лица и сочность похотливого лона. И ведь некому заступиться за русского человека. Никто из русских, кто имеет при себе пистолет или автомат «Калашникова», не пришел к банкиру и не пустил ему пулю в лоб. Себе в лоб — пожалуйста, а насильнику и палачу — никогда.
— Мы люди военные, — угрюмо, пряча глаза, отозвался Вуков. — Ждем приказа генерала Буталина. А когда приказ поступит, мы на них пуль тратить не станем, шашками всех порубаем.
Атаман принял упрек Сарафанова на свой счет, насупился, набряк тяжелой кровью. И это отметил Сарафанов, продолжая тонко воздействовать на неповоротливое сознание богатыря, осторожно двигая его в нужную сторону.
— Каждый день промедления, пока мы ждем от кого-то приказа, нас, русских, становится на три тысячи меньше. За день выбивается полк, как на полномасштабной войне. В эти минуты, когда мы с тобой разговариваем, кого-то насилуют, спаивают, сажают на иглу, заражают туберкулезом, толкают в петлю, убивают в драке, простреливают пулей, разрывают пластидом, сажают в акушерское кресло, вырезая из чрева окровавленный плод, пропуская его сквозь мясорубку. Были у России защитники — витязи, воины, герои, богатыри. Были святые и мученики. Кто сегодня, во дни либерального ига, заступится за русский народ?