Зал, в котором он находился, обладал всеми атрибутами храма. Был наполнен верующими, творящими обряд поклонения. Полиэкраны на стенах заменяли иконы, изображая не святых и подвижников, а кумиров и инфернальных чудовищ, на ком держалась эта подземная религия. Светомузыка была аналогом песнопений и лампад, а изрыгающие дым сосуды были подобием кадильных курений, в которых трепетали разноцветные отсветы. Голоногие женщины, неутомимо вращающие бедрами, плещущие длинными космами, были жрицы, находящиеся в услужении у колдовских духов: напускали чары на паству, опьяняли наркотиками, окуривали зельями.
Удары музыки участились, словно в зал через гигантские усилители транслировалось биение сердца. Вспышки лучей метались в дыму, будто из купола падали сонмища духов с огнями во лбу. Золоченые ведьмы свивались в узел, распрямлялись, взлетали вверх, на огненных каруселях катились под куполом, как обезумевшие гимнастки. Энергия трущихся тел превращалась в ядовитое тепло и летела в купол, где ее страстно сглатывало незримое чудище. Чьи-то жадные огромные ноздри поглощали ее. Мгла, наполнявшая купол, шевелилась, бугрилась. Бафомет возник в высоком куполе храма, как желанное божество, явившееся к своим рабам. Откликнулся на их молитвенный зов.
Сарафанов чувствовал, что теряет сознание. Наркотический дым порождал галлюцинации. Безвольный разум стремился навстречу повелителю мира, царю преисподней, к его ужасающему и прельстительному лику, к россыпям самоцветов на рогатом челе.
Кто-то наклонился к нему. Сквозь несусветный грохот Сарафанов услышал:
— Алексей Сергеевич, вот возьмите… Это респиратор с прокладкой… Подвигайтесь ближе к выходу… Почувствуете жжение в носу, надевайте маску и уходите…
Чья-то рука вложила в его ладонь небольшой сверток. Сарафанов попытался разглядеть человека. Но от него удалялась черная спина охранника, прижимавшего к уху усатую рацию.
Он стал пробираться к выходу, протискиваясь сквозь клубки и сгустки тел. За него цеплялись, стараясь сдернуть пиджак. Вешались ему на шею, прижимаясь голой, с пирсингом, грудью. Какая-то обезумевшая дева попыталась впиться ему в рот губами. Он уклонялся, выдирался из липкого месива, видя, как носятся на огненных колесах ведьмы и в куполе улыбаются алые уста Бафомета.
Почувствовал жжение в ноздрях, будто брызнули лимонной долькой. Глаза вдруг стали слезиться, словно к ним поднесли разрезанную луковицу. Жжение усилилось, он закашлялся, стал протирать слезящиеся глаза. Сквозь слезы видел, как пышно вылетают из аппаратов клубы тумана, падают на толпу космы дыма. Толпа вдруг распалась, выпала из музыкального ритма. Ее охватили беспорядочные конвульсии и аритмичные судороги. Иные еще продолжали танцевать, сомнамбулически воздевая руки. Другие закрывали лица ладонями, кашляли, хрипели. Все пространство храма наполнялось удушающим газом, который вдыхали танцоры и тут же начинали кашлять, кричать. Истошно визжали, захлебывались слезами.