Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства (Чарни, Роланд) - страница 27

В «Жизнеописаниях» Вазари задокументировано, у кого учился какой художник, что немаловажно и для истории искусства, и для хронологии влияний художников друг на друга. Мы очень мало знаем о художниках прошлого. Те, кто был связан с аристократическими дворами, оставили о себе больше свидетельств, как и те несчастные, у кого были проблемы с законом. Дворцовые документы в прямом смысле слова, идет ли речь о княжеском дворце или дворце правосудия, аккуратно хранились в архивах и спустя столетия могут многое нам поведать. И всё же в биографиях таких влиятельных художников, как Иероним Босх, Рогир ван дер Вейден, Джорджоне, остаются пробелы лишь потому, что, какие бы документы ни оформлялись за время их жизни (обычно записывались самые важные события: рождение, смерть, брак, крупные заказы), они не сохранились. Как бы то ни было, анализ стилевого влияния — когда, к примеру, мы видим руку Пьеро в работах Луки Синьорелли — помогает реконструировать жизнь Луки, ведь чтобы писать как Пьеро, ему надлежало учиться у Пьеро. Каждый мастер учил юных художников своей технике, так что их работы должны были быть неотличимы от его собственных. Таким образом создавалась цепочка влияний, которую можно проследить просто стилистически, даже если она не была задокументирована.

Наряду с теми дарами, которые Гульельмо да Марчилла преподнес городу Ареццо как художник, он сделал изумительный подарок юному Джорджо Вазари как его учитель. Во вступлении к «Жизнеописанию» Франческо Сальвиати Джорджо заявляет, что Марсия был первым, кто научил его рисовать[50]. Под словами disegno и disegnare (букв. «рисунок» и «рисовать») Вазари понимает не просто наброски или фиксацию увиденного, а также способ отмерять и выстраивать композицию. В его мире disegno, слово, которое до сих пор означает в итальянском и «рисунок», и «дизайн», означало важный шаг в художественном образовании. Марсия не мог бы передать своему юному честолюбивому другу ничего более ценного.

В основе тосканской изобразительной традиции, возможно, и лежал disegno, но такой сильный акцент на рисунке нельзя назвать характерным для Европы или даже Италии. Это было отличительной чертой, присущей Тоскане, Риму и в меньшей степени Венеции. Для иностранца, вроде Гийома де Марсия, работать в Италии означало принять принципиально новый подход к художественной технике. Когда в год рождения Джорджо (1511) он приехал в Рим, то обнаружил, что его коллеги, Рафаэль и Микеланджело, берутся за краски лишь после тщательных зарисовок. Художники начинали с быстрых набросков фигур, затем делали более подробные промежуточные эскизы в среднем масштабе и, наконец, полноразмерные бумажные шаблоны для будущей фрески. На этих огромных подготовительных этюдах, «картонах», художник намечал очертания фигур булавочными дырочками, затем вдувал в эти дырочки золу, и рисунок переходил непосредственно на стену. Такое тщательное внимание к рисунку, благодаря которому миру явились «комнаты» Рафаэля в Ватикане и расписанный потолок Сикстинской капеллы, вдохновил де Марсия на то, чтобы наладить собственный метод, и это снова привело к поразительным результатам.