Война за проливы. Призыв к походу (Михайловский, Маркова) - страница 101

Примечание авторов:

* Исороку Такано (после 1916 года Ямамото) даже достигнув высших адмиральских чинов, никогда не кричал и повышал голоса на подчиненных, и в японском флоте не было более популярного и любимого адмирала.

** офицеров, управлявших своими подчиненными при помощи зуботычин, на русском флоте называли «дантистами».

Так же очень легко молодой японский лейтенант вписался в пестрый коллектив кают-компании* крейсера. Так как «Гангут» был принят в казну совсем недавно, формирование команды еще продолжалось, и новые офицеры прибывали каждую неделю. Замкнутый и молчаливый японец никак не мог стать душой компании, но зато поразил всех как непревзойденный игрок в шахматы. К этой игре он пристрастился еще во время обучения в артиллерийских классах, так в любимое лейтенантом Исороку го у русских никто не играл. Несколько партий молодой офицер выиграл даже у прежнего чемпиона корабля старшего механика Авдеева (после чего тот сводил к себе в «низа» и показал огромные, размером с трехэтажный дом, корабельные двигатели системы Тринклера). Впрочем, мало ли у кого какие бывают вне службы таланты. Один рисует, другой сносно (куда там таперам в синема) бренчит на пианино, третий пописывает неплохие стишки, не чураясь и едких эпиграмм.

Примечание авторов: * синоним понятия «офицерский состав».

Впрочем, кого там только не было. Так, например, поручик морской пехоты Игорь Кукушкин, командовавший ротой морской пехоты, оказался самым настоящим «демоном», то есть пришельцем из будущего. Солдатский крест и медаль «За Храбрость» говорили о том, что войну с Японией он начал в качестве нижнего чина, а Анненский темляк на кортике (за Окинаву) — о том, что в ее конце он был уже офицером. Морская пехота на русских кораблях, как узнал лейтенант Такано, не только должна была исполнять роль корабельной полиции и поддерживать на корабле порядок, но и во время стоянок в своих и иностранных портах нести на борту противодиверсионные вахты. А Гельсигфорс «своим» портом был весьма условно. Еще с тысяча девятьсот четвертого года, когда после покушения на графа Бобрикова русский император Михаил полностью аннексировал Великое княжество Финляндское, присоединив его к Российской империи, в столице Гельсингфорской губернии было неспокойно. Уж разного рода «агентов иностранных держав» среди финских оппозиционеров было предостаточно, и попытка диверсии на корабле отнюдь не исключалась.

И поручик Кукушкин такой тут был не один. Командиром «соседней» башни, мичман с чисто русской фамилией Васильев, тоже оказался «демоном», выходцем из старшинского состава эскадры адмирала Ларионова, решившим, что полноценным офицером Русского императорского флота быть гораздо круче и веселее, чем обычным прапорщиком по адмиралтейству, числящемся за особой эскадрой. И адмирал Ларионов, и император Михаил в таких случаях были всегда «за»: пусть люди растут, если могут. В Петербурге для личного состава особой эскадры еще в пятом году открылись сокращенные офицерские классы, дававшие мичманские погоны после восьми месяцев учебы и двух месяцев практического плавания на одном из кораблей Русского Императорского Флота.