И вдруг Дана поступает почти неприлично. Смеется. Смеяться – это все равно что вздыхать, это совсем уже недопустимое поведение. Но Дане простительно, она ведь живет без блокнота.
Мои нелегальные эмоции уже включились. Гормоны взялись за работу, и я, как ни стараюсь, не могу нейтрально, по-деловому слушать Дану.
– О чем вы думали, когда наматывали круги? – спрашиваю я.
Дана едва заметно покачивается вперед-назад, потом начинает тихонько хихикать и довольно долго не перестает, а мне ничего другого не остается, кроме как слушать ее хихиканье. Сначала оно звучит для меня как шум, потом я осознаю, что слушаю ее смех как незнакомую мелодию.
– Я не бегала по кругу, – говорит Дана и, став серьезной, смотрит на меня.
Мы бегали, кружились, иногда даже раскинув руки. Потом падали на сено и хохотали до слез.
– На что? – спрашиваю.
– На сено.
На что?
Дана не знает, как мне объяснить, что это за сено такое, а я, хотя само слово и помню из истории про то время, изображение воспроизвести не могу.
– И полиция не приходила?
– Чего ей приходить? Ей и так было чем заняться. Подбирать на дороге всяких пьяниц и ловить воров на рынке.
Я чувствую себя словно в сказке. Не очень понимаю, о чем Дана говорит, но меня это завораживает.
– Что там у тебя за мысли? – спрашивает она.
Я уже уплыла туда, где Дана, хохоча до слез, валится на какое-то сено, и считается, что это no big deal – что нет в этом чего-то уж тако-о-ого. Что это за мир? Мама мне тоже о нем рассказывала, но куда более сдержанно.
– Какие мысли? Мысли, когда бежишь? – напоминает Дана.
Ага.
– Иногда хочется не делать домашние задания. Или не возвращаться домой вовремя.
Я смотрю на Дану: ей точно можно рассказать больше. Отключаюсь от блокнота.
– В последнее время мне хочется лазить по деревьям.
– А тебе разрешают? – интересуется она.
– Главное – чтобы температура не повышалась, я должна ее измерять.
Дана снова замолкает, и я молчу. Однако в кармане джинсов у меня лежит мерзкий, по мнению Алы, клочок бумаги и временами жжется даже через оболочку.
Я не могу отключаться очень уж надолго.
– Дана, не могли бы вы рассказать мне про…
Дана ведь не Ала, ей не станет противно, раз она валялась на этом самом… как там его?
– Ты что-то сказала, детка?
Что будет, то будет.
– Люди когда-нибудь целовались? Я имею в виду – напрямую.
Ох, как неточно сформулировала. Сама знаю, что люди целовались напрямую, в школе на истории гигиены рассказывали. Я хотела спросить, делала ли это сама Дана.
– Помню, помню, – говорит Дана, голос у нее тихий и довольный.
– И вы от этого не заболевали?