– Спроси у Даны. Она-то уж точно успела пожить без всякой оболочки.
Мы как раз к ней и идем.
– А зачем это надо?
– Что?
– Быть без оболочки, – говорю я.
– А оболочка зачем?
– Чтобы мы отказались от ненужных ощущений. Чтобы избегали раздражения. Стали бы… – Не могу заставить себя выговорить это слово. – Чтобы беречь окружающую среду. С этой кожей нам не требуется столько одежды, сколько предкам.
Мантас кивает после каждой моей фразы.
– И ты еще много чего не знаешь, – говорит он.
– Мы не можем не знать. Сейчас не времена Шерлока Холмса. Нас информируют.
– Само собой, информируют. И это не ложь. Но информация может быть не исчерпывающей.
Мы спорим. Мне нравится спорить с Мантасом, потому что после этого не хочется перестать с ним общаться, нажать на какую-нибудь кнопку «OFF» в голове. С Алой так не получается, мы не выдерживаем, как начнем спорить – сразу прощаемся, чтобы избежать негативных эмоций. В другой раз поговорим. Чаще всего Ала решает, когда ей исчезнуть, и исчезает почти всегда улыбаясь. НИКАКИХ отрицательных эмоций – людям, которых сопровождает удача, положено улыбаться.
Мы так хорошо спорим, что даже мимо Даниного подъезда промахиваемся.
– Давай еще кружок сделаем, – предлагает Мантас.
Он разволновался. Ничего, главное – слишком сильно не жестикулировать на улице. Вытаскиваю блокнот – так будет безопаснее. С другой стороны, если мы и привлечем к себе внимание, в худшем случае получим вежливое предупреждение.
Все еще разговариваем про оболочку.
– Ты говорил, что чуть не умер, когда на тебя ее напялили.
– Хотя такого слова и нет, ответ положительный.
Мантас объясняет, что эти тридцать шесть часов, которые надо пролежать после процедуры надевания оболочки, был без сознания.
– А раньше тебе не приходило в голову ее снять?
– И да и нет. Я тогда жил с дедушкой. Мы с ним встречались чаще, чем другие.
– Насколько чаще?
– Часто. Очень часто.
Вот как.
– Он почти не приспособился к системе и страдал. Посещал терапию. Очень хотел, чтобы я приспособился.
– Почему?
Мантас пожимает плечами.
– Чтобы мне не пришлось испытать того же, что ему, – говорит он и замолкает. – Мы договорились, что я останусь в системе, а он будет рассказывать мне о прошлом, – помолчав, прибавляет он. – Мы так договорились, и ему стало легче видеть сны.
– Как Дане, – говорю я.
Мантас не отвечает. Потом говорит:
– Когда его не стало, я решил избавиться от оболочки.
– Но что это тебе дает?
Мантас поднимает с земли пару камешков, один бросает мне.
– Почти ничего.
Он катает камешек на ладони, я делаю то же самое. С виду моя ладонь ничем не отличается от его, потому что оболочка прилегает безупречно, и она телесного цвета, как кожа у Ины и Мантаса.