Знаю, что раньше люди сильно горевали. Давно. В те времена, когда Дана была еще маленькая. У них была только одна форма. И еще несколько фотографий. Наверное, это было очень тяжело.
– Тяжело? – спрашивает Мантас, лицо у него на экране телефона, как у анимационного пришельца.
– Была бы я совершенной, было бы легче. А теперь сама виновата.
– По сравнению со мной ты совершенство.
Улыбаюсь. Он пытается меня утешить, и я это ценю.
– Вот только пользы от такого совершенства никакой.
– Это точно, – усмехнувшись, соглашается Мантас.
Мы некоторое время молчим.
– У нее была мечта, – говорю я. – Может, даже план. Скрыться от системы, исчезнуть.
– Ого. Она сама это придумала?
– С Итрой.
– Ты с ним знакома?
– И даже встречалась.
– Найди его, – говорит Мантас.
Смотрю на Ину, на ее светлые волосы и серо-голубые глаза. Ине нравились светлые цвета, и она их не меняла, хотя детям в младших классах уже разрешают перекрашиваться. Включаю программу и улыбаюсь. Она тоже улыбается. Говорю ей в шутку:
– Сегодня будем носиться как бешеные.
– Как бешеные в системе, – отвечает она.
Я шепчу:
– Сестринская шутка.
Ина отпускает три сестринских шутки, их даже Ала не знает. Тогда я говорю:
– Слушай, ты меня удивила, когда тебе понравился вкус крови.
Ина смотрит на меня широко раскрытыми глазами и молчит. Включается ее голос:
– Ошибка программы.
Вот так, я знаю, что это не Ина.
* * *
– Бам, – говорит Ала.
Ей уже вшили микросхемы. Процедура оказалась куда проще натягивания оболочки в пятом классе. Она продолжалась пятнадцать минут, и потом еще час надо было спокойно полежать. Одну микросхему вшили под кожу на лбу, другую – над трицепсом.
– Я попросилась раньше, – говорит она. – Чего этой очереди ждать. Если хочешь, могу попросить, чтобы и тебя взяли.
– Может, я уже дождусь своей очереди. Возьми с собой Рокаса.
– Рокас к этому относится скорее негативно, чем позитивно.
Вот это новость!
– Он засомневался? А в чем там сомневаться?
– Вот и я так считаю. И потом, знаешь что? Если тебе не понравится, в любой момент сможешь ее вытащить.
– Не смогу.
– Ты совсем непросвещенная. – Ала улыбается. – Ничего страшного, система никого не преследует. Не понравится – вытащишь.
Конечно, так все говорят. Не понравится – вытащишь. Никакого принуждения. Только рекомендации. А потом оказывается, что никто даже не думает эти рекомендации нарушать. А тех, кто попытался, ласково и вежливо называют дефективными или больными.
– Ты же знаешь, что у Рокаса проблемы с равновесием?
– Угу, – говорю.
Мне и сказать больше нечего. Может, он боится, что его организм отторгнет микросхему, как случилось с Иной? Но ведь утрата равновесия, как и любое отмирание ощущения, – положительное и естественное изменение нетренированного тела.