Время потекло быстро, словно кто-то решил прокрутить для меня кинопленку побыстрее. Шли дни, одних девушек покупали, других Харим уводил сам, при этом костеря на чем свет стоит. Я не сомневалась, что они не минули позорного столба. Я же по-прежнему сидела под пыльным душным пологом шатра. На меня тоже до сих пор никто не позарился, и Харим убавил мою порцию хлеба вдвое. Это хорошо, главное — не попасть на злосчастную привязь. Для себя я решила, что хочу быть купленной. Я дала себе слово, что долго рабыней не пробуду — сумею сбежать раньше, чем хозяин решит мною воспользоваться.
Присматривать за нами приходил вертлявый и облезлый сын Харима. Имени его я ни разу не слышала. От него несло потом и кислым вином. Я, как и остальные пленницы, ненавидела его лютой ненавистью. Всё потому, что сынок Харима любил распускать руки. Когда он приходил нас кормить, мы не спешили рвать у него из рук хлеб, хоть и были голодны. Первая, кто решался подойти, тут же оказывалась в его волосатых лапах. Остальные же быстрее молнии хватали еду с земляного пола, которую он, отвлекшись на жертву, бросал себе под ноги.
В этот раз ему не повезло. Едва он принялся лапать одну из отчаявшихся девушек, как в шатер заглянул сам хозяин.
— Ах ты, сучье вымя! Ты чего тут делаешь?! — разразился Харим негодованием.
Сын его так и не нашелся, что ответить. Бестолково хлопая глазами, он продолжал мять свою жертву, будто мозг никак не мог сообразить, что делать. Харим побагровел, схватил кнут, и пинками и тычками выпроводил сына вон. И вовремя. Как раз в это время на улице раздались зазывные крики торговцев. Значит, кто-то очень богатый и влиятельный решил лично заглянуть на рынок — прикупить себе рабов.
Всё это я выудила из шепота сестёр по несчастью. Дружить с ними я по-прежнему не спешила, еще памятуя о скверне, которой чужинцы могли запятнать душу. Теперь-то я хорошо понимала, что это чистая правда. Кто, как не этот беззаконный народ, стал истоком скверны. Правильно мои предки затворили от них свои тропы.
Так вот, редко когда богатые посетители заходили на рынок рабов. Обычно пополнением гаремов занимались распорядители или евнухи. И не всегда рабынь покупали на рынках. Гораздо чаще для богачей девушек воровали на заказ. Или дарили.
За всё то время, что я прозябала здесь, такой шум поднимался только один раз. Кто уж там соизволил прийти — не знаю, наш шатер он обошел стороной. Но тогда работорговцы драли глотки так, что закладывало уши. Зато на следующий день на невольничьем рынке стояла такая тишина, что можно было расслышать тревожные вскрики чаек, носившихся над шатрами.