— Знакомые лица, — внезапно сказала мама. — Одного из стражников я помню. Лицо точно знакомо, а вот имя. Никак не вспоминается. Столько лет.
— А какая разница?
— Да никакой. Просто.
Мама замолчала. Нарушила тишину Лейла. И я ей был благодарен, потому что молчание тяготило и, казалось, что мама обиделась, но, чтобы заговорить самому, ничего не приходило в голову.
— А как зовут бабушку с дедушкой?
— Марвит и Леги.
— Леги, — протянул я. — Это не по ней назвали сестру?
Та тут же навострила ушки и уставилась любопытными глазёнками на маму.
— Да. Римило скучал. Я не то чтобы была рада, но и сильно не противилась. А теперь, — мама наклонилась и нажала на носик Лейлы. — Считаю, что это лучшее имя на свете для моей девочки.
— Да! — закричала сестра и принялась подпрыгивать на скамейке передка. Ящеры невозмутимо и привычно продолжали бежать за головной повозкой.
Мама ещё в первый же день объединения фургонов в караван, отослала прочь извозчика из Арройо. Парень, даже не знавший маму, с удовольствием и без споров уступил ей вожжи и погоняло, а сам перебрался к приятелю на наш второй фургон. Зря он ухмылялся. Маминого опыта путешествий с лихвой хватало, чтобы заткнуть за пояс любого из этих парней. Хотя меня то, с какой точностью мы, все чемпионы, в один день съехались к тому озеру в пустошах, сильно впечатлило. А услышав от мамы, что через год практики, да в одном и том же месте, любой, у кого мозгов больше, чем у джейра, сможет так же, лишь недоверчиво покрутил головой.
Проверять это я не собирался. И ни разу не попросил вожжи у мамы. Я не смогу всё успеть. Мне и так хватает своих забот. После неспешной прогулки до Чёрной и обратно я вернулся изрядно успокоившийся. На это путешествие у меня ушёл целый день, потому что я впервые не бежал, выжимая из себя всю доступную мне скорость, и уговаривая тело впитывать всё больше и больше силы. Нет. Я просто прогуливался, устроив себе полный отдых от всего, и, вообще, не думал о силе. Шёл, оглядывая робкую зелень молодой травы, которая изо всех сил спешила вырасти, пока с неба капают первые и такие долгожданные дожди. Трогал тёмную, горячую, грубую и глубокоизрезанную морщинами кору свинцовых деревьев, с которой дожди ещё не сумели смыть пыль окончившейся суши. Растирал в руках крохотные листики протуса и нюхал пальцы, которые пахли детством и Лейлой. Провожал взглядом спугнутых, из невыгоревших остатков засохшей травы, птиц и замирал, глядя им вслед в небо. Смотрел на высокие тёмные облака, что неспешно ползли по нему, считал далёкие молнии. И ни о чём не думал. Очнувшись от созерцания, снова шёл вперёд.