Сорвав трубку с телефона, Хизель рявкнул:
— Не сейчас! — Стиснув зубы, он слушал чей-то торопливый лепет. — Жду — не дождусь, мать его! А этот генеральский прихвостень, которого они хотят сюда направить, хоть представляет, с чем нам тут приходится иметь дело? На черта он мне тут вообще сдался? Пусть лучше пришлют подкрепление! — Я подошла ближе, прислушиваясь. В динамике прошипело что-то вроде «мне так и передать?» — Да, так и передай! Тупой ты сукин сын!
Он бросил трубку с такой силой, что телефон едва не разлетелся на куски, надрывно звякнув. Когда Хизель в очередной раз на меня посмотрел, я решила, что в сложившейся ситуации может быть два исхода: либо он меня убьёт, либо расскажет мне всё, что сейчас у него на душе.
В общем, он меня не убил.
Взглянув на тарелку и салфетку, в которую были завёрнуты столовые приборы, комендант утомлённо проворчал:
— Убери это с моих глаз. Немедленно.
Я развернулась и пошла к двери, но он меня окрикнул:
— Ко мне, дура! — Я вернулась к столу. — Сядь.
Потоптавшись на месте, я скосила взгляд на тот самый деревянный стул.
— Хотя нет, погоди… — пробормотал Хизель, оглядев стол.
О, ну если он настаивает.
Как будто степень моей занятости с некоторых пор играла какую-то роль, когда дело доходило до коменданта и его «капризов». Я послушно наблюдала за тем, как он сгребает в кучу конверты, письма, папки, разглядывает их, пытается сортировать… но в итоге одним широким движением всё сметает на пол.
— Теперь садись. — Я подчинилась. Безэмоционально. Удивляться, радоваться или морщиться от боли здесь тоже можно было только по приказу. — Ешь.
Я поставила тарелку на стол и наклонилась над ней. От блюда ещё шёл влажный, ароматный пар. Опустив голову ниже, я почувствовала, как он касается моего лица, забирается в лёгкие… Еда, господи… Не пересушенная, пригоревшая или разваренная каша. Не просроченные консервы. Не шелуха и очистки. В тот вечер ужин превратился для меня в священнодействие. В какой-то религиозный ритуал.
Трясущимися от волнения ладонями я разгладила салфетку на коленях. Чистую салфетку на измазанных чёрт знает чем штанах. Взяла начищенные до белого сияния столовые приборы. Мои искалеченные руки не узнавали нож и вилку спустя полтора года, но этикет… он у дваждырождённых в крови.
Похоже, выдержка и соблюдение худо-бедных приличий удивляли не только меня.
— Я же сказал убрать это с моих глаз поскорее! — рявкнул Хизель, добавив мягче: — Жуй давай.
Возможно, он решил, что стряпня отравлена?
Комендант встал из-за стола, пнув крутящегося у него под ногами кота. Тот, возмущённо взвизгнув, занял безопасный наблюдательный пункт под креслом.