Время имело свой цвет. Жёлтый у осени, и чёрный на границе с зимой. Такой же цвет у новорождённой весны. Поздняя осень и ранняя весна облачались в траур… или же переходили на сторону врага. Наверное, с тех самых пор эти короткие промежуточные сезоны мне ненавистны. Сам их сладковатый запах разложения. Слякоть, борьба ветров и вечная мелкая морось.
Именно такой вот чёрной весной случилась «Вторая Трагедия Всей Моей Жизни». Первая — это, конечно, начало войны, утрата дома, надругательство над мамой… Тогда я верила, что предел страданий мной уже достигнут: даже издевательства Кенны Митча на фоне ранее пережитого выглядели бледно. И тут вдруг на тебе…
Виноват в «трагедии», конечно, не Митч, но обо всём по порядку.
Так уж получилось, что помимо грязной работы в комнате дознания у меня была ещё одна обязанность: носить коменданту ужин, если в меню на этот вечер значилось рыбное блюдо. Крайне редко, но такое случалось. Когда её запекали, по кухне распространялся такой одурманивающий аромат, что мы едва не теряли сознание.
Как же я завидовала поварам и посудомойкам… Все, кто работал на кухне, были сопричастны настоящему чуду.
Так вот рыба… Подполковник её терпеть не мог. Кажется, наши женщины могли понять любые его причуды, но только не эту привередливость. Мол, совсем зажрался. Война не вяжется с детскими капризами. Хотя, как оказалось, в детстве Хизель был непритязателен в еде.
Относить коменданту рыбный ужин посылали сначала самых красивых. Те возвращались с разбитыми лицами. Поэтому однажды отправили меня — ребёнка, с которым у подполковника были налажены деловые отношения. Все понимали: Хизель не станет убивать контроллера такого полезного «пса». Может, и бить постыдится.
Хотя от рукоприкладства его удерживал вовсе не стыд.
Перед комендантским кабинетом неизменно стоял «лакей», который наготове держал автомат с меня ростом. Солдат с презрением посмотрел на меня и с восхищением — на тарелку. Он открыл дверь не сразу. Скорее всего, эти блюда заставляли его вспоминать дом, материнскую стряпню, поэтому он не мог отказать себе в слабости: посмотреть и подышать ещё несколько секунд.
Подполковник Хизель сидел за столом и отвечал на письма. У него был весьма загруженный график. Наверняка, голова пухла от бессчётного количества злодейских дел, требующих его срочного вмешательства. И тут вдруг в его мир вторгся запах рыбы. Он почувствовал его с порога и, подняв на меня взгляд, уже открыл было рот, дабы озвучить проклятья на мою стриженую и вдобавок пустую голову… Но весь его гнев принял на себя человек, решивший в эту секунду позвонить подполковнику.