Несколько дней обитатели замка вычерпывали воду, латали треснувшие стены, чинили разрушенную мебель, сушили одежду и книги. Беспокойная Мика пару раз порывалась помочь, пока Ворон тоном, не допускающим никаких возражений, не отослал ее обратно в постель.
Лита, в тот жуткий день очень испугавшаяся за старшую подругу, старалась навещать ее покои как можно чаще.
Об ужасной волне, которая едва не унесла их жизни, Мика почему-то говорила с восторгом:
— Я как увидела, что она движется на замок, так сама, без ее помощи, чуть к Богам не отправилась. Думала, смоет нас всех в море вместе с нашим домом. Только мне тебя очень жалко стало.
— Меня одну? — удивилась Лита.
— Ну да, — согласилась старуха. — Мы же здесь себя вроде как похоронили заживо. Почти не радуемся, мало говорим, не снимаем траурные одежды. Многие жители замка добровольно отказались от любви, детей, от новых друзей. Знаешь, девочка, мне в тот момент показалось, что некоторые воспримут эту волну как облегчение, как возможность наконец-то воссоединиться с близкими в пристанище Богов. Как же я была счастлива узнать, что жизнь все-таки победила! А ты тут человек посторонний, у тебя еще все впереди. Было бы очень несправедливо, если б Боги тебя забрали вместе с нами.
— Ты не пошла на крышу, потому что тоже восприняла волну как облегчение? — испугалась девушка.
— Ну что ты? — засмеялась Мика. — Как мои мальчишки без меня? А Тилли? Ему и так несладко пришлось, зачем его еще расстраивать? Я вряд ли б успела добежать — поздно поняла, что беда.
— Ворон очень боялся за тебя, — серьезно сказала Лита. — Ты же ему как мать, Мика!
— Тут ведь какое дело, девочка, — нахмурилась старуха. — Тилли никогда не был близок с королевой Мейлин. Она о дочери мечтала, потому что ее муж давно хотел породниться с королем Северного Югарда, а тот воспитывал троих сыновей. Рождение мальчика разрушило честолюбивые планы королевской четы, поэтому Ворон был родителям совершенно не нужен.
Мика ненадолго замолчала, о чем-то задумавшись, потом вздохнула и продолжила:
— Когда его раненого принесли в мой дом, я испытала такую нежность и такую боль, будто это мой младший сынишка лежит на лавке весь в крови. До того момента мне не доводилось видеть настоящих принцев, я представляла их чуть ли не детьми Богов, а Тилли был такой юный, такой беззащитный, словно обычный мальчишка с соседней улицы, а не сын Виорда Строгого, нашего короля. Ворон потом говорил, что с детства считал себя подкидышем и надеялся когда-нибудь встретить настоящих родителей.