Мы опять ждем реакции Хозяина, но он решает сначала пригубить холодного зеленого чаю и дать нам на себя полюбоваться.
— Отсюда вопрос, Джордж, — говорит он брюзгливо и несколько устало. — Если убрать Йозефа Фидлера с дороги (как — это уже дискуссионный вопрос), не полюбит ли Москва Мундта сильнее? А если так случится, не позволит ли это нам узнать наконец, какой гад сливает наших агентов московскому Центру? — Ответа он так и не получил. — А ты, Гиллем, что скажешь? Что думает молодежь по этому поводу? По-родственному?
— Боюсь, что у меня нет ответа, сэр.
— Жаль. Мне кажется, мы с Джорджем нашли ответ, вот только ему этот ответ не по нутру. В отличие от меня. Я уже назначил на завтра встречу с вашим другом Алеком Лимасом. Проверим температуру воды. Поглядим, что он обо всем этом думает, после того как его агентурная сеть перешла под контроль Мундта — Фидлера и их охотничьего клуба. В его положении грех не воспользоваться шансом, чтобы закончить карьеру на высокой ноте. Вы со мной согласны?
* * *
Табита меня провоцирует и, скорее всего, сознательно.
— В чем, шпионы, ваша проблема: никто из вас толком ничего не знает. Что сильно осложняет вашу защиту. Я, конечно, приложу все усилия, как обычно. — Получив благосклонную улыбку вместо ответа, она продолжает: — Элизабет Голд вела дневник, вот в чем проблема. А Дорис Гамп все рассказывала своей сестре Лотте. Женщины так устроены: сплетничают, ведут дневник, пишут глупые письма. А люди вроде Кролика на этом греют руки. Сравнивают вас с тайными осведомителями полиции сегодня, которые соблазняют своих доверчивых жертв и заделывают им детей. Я сравнила даты, не от вас ли Элизабет родила Карен, но тут вы чисты, к моему облегчению, признаюсь. А уж Густав, слава богу, слишком взрослый, чтобы вы о нем могли даже мечтать.
* * *
Душистым осенним днем спустя неделю после объявления Хозяина о том, что они с Алеком проверят температуру воды, мы с Джорджем Смайли сидим за садовым столиком в его доме в Хемпстедской пустоши. Рабочий день, вокруг ни одной живой души. Мы могли с таким же успехом встретиться в Конюшне, но Джордж намекнул: разговор настолько приватный, что лучше на свежем воздухе. Панама затеняет его глаза, и в результате мне открывается не только часть секретов, но и Джорджа только часть.
Светская беседа осталась позади — или мне так кажется. Работой доволен? Да, спасибо. Переживания по поводу Тюльпан остались в прошлом? Спасибо, да. Хорошо, что Оливер Лейкон похоронил черновик твоего отчета, а то бы Лондон мог кое-что узнать про загадочного швейцарца, проникшего в Лагерь № 4. Да, конечно, соглашаюсь я, проливший из-за этой истории немало пота и слез.