Бьюла вошла в комнату, приблизилась к креслу-качалке, в которой сидела и читала газету мисс Нэнни, вынула подушки из-за спины престарелой хозяйки, взбила их и снова подложила поудобнее ей под спину.
– Так гораздо лучше, Бьюла. Ты же знаешь, что в это время года у меня всегда разыгрывается ревматизм. Это так болезненно, и я чувствую себя такой беспомощной, да, совершенно беспомощной.
Бьюла кивнула понимающе и сочувственно.
– Ага, мэм, уж я знаю, каково это. У меня дядя был, так он раз чуть не помер от этого.
– Слушай, тут в газете написано, что старик Уилл Ларсон умер. Странно, что никто не пригласил меня на похороны и даже не сообщил о его смерти. А ведь мы с ним когда-то были друзьями, знаешь ли, Бьюла, очень хорошими друзьями. – Она игриво покачала головой, подразумевая, конечно, что Уилл Ларсон был одним из легиона ее воображаемых поклонников.
– Ну, – сказала Бьюла, посмотрев на старинные напольные часы, стоявшие у стены, – лучше мне уже пойти к доку за вашим снадобьем. А вы сидите здесь – я мигом.
Она исчезла за дверью, и минут через пять Нэнни услышала, как хлопнула входная дверь. Она снова принялась за газету, попытавшись сосредоточиться на редакционной статье, потом – на статье о предполагаемом строительстве новой мебельной фабрики, но какая-то непреодолимая сила вновь и вновь притягивала ее к разделу некрологов. Она перечла все два или три раза. Да, она знала всех усопших.
Нэнни перевела взгляд на яркие красные и синие языки пламени, плясавшего в камине. Сколько же раз вглядывалась она в этот очаг? Сколько раз холодными зимними утрами вылезала из-под своего пестрого лоскутного одеяла, допрыгивала по ледяному полу до камина и мучительно разжигала его? Тысячи! Она всегда жила в этом доме на главной улице, как до нее ее отец, а до него – его отец. Они были первыми поселенцами, и она гордилась своим наследием. Но все это было уже в прошлом, мать и отец умерли, а старые друзья уходили постепенно, неторопливо, почти незаметно, и едва ли кто-нибудь задумывался о том, что это уходит своего рода династия, династия старой южной аристократии – поселение, деревня, город… Они уходили в ночи, крохотные фитильки их жизней задувала чужая невидимая сила.
Нэнни сбросила газету с колен и закрыла глаза. Тепло и духота в комнате клонили ко сну. И она почти было уже заснула, когда ее разбудил бой дедовских часов: один, два, три, четыре…
Она подняла голову и ощутила какой-то смутный страх: ей почудилось, будто в комнате, кроме нее, кто-то есть. Она потянулась за очками и, надев их, окинула комнату взглядом. Вроде бы все оставалось на своих местах, и стояла мертвая тишина, не было слышно даже, как по улице проезжают машины.