Теперь я уже уверен, что обнаруженные «парашютисты» — не последние, что где-то рядом, в швах, в складках, в потайных тряпичных уголках набираются сил для будущих атак на мою плоть их собратья-однополчане.
Где-то я читал или от кого-то слышал, будто насекомые (так и хочется сказать — животные) эти бывают трёх видов: платяные, лобковые, волосяные. «Мои» — безусловно, платяные, то есть те, кто обитает только в одежде, постельном белье, прочих тряпках. Возможно, этот вид «лучше», предпочтительней, менее хлопотный, чем два прочих. Только симпатичней и родней для меня от этого «мои» насекомые не становятся. Хотя бы потому, питаются они кровью, человеческой кровью, моей кровью.
И в голове по-прежнему не укладывается: как же так — доисторические «животные» в российской, даже не просто Российской, а в московской, столичной, в считанных минутах езды от самого Кремля, тюрьме XXI века!
По большому счёту, мне решительно всё равно, к какой разновидности, к какой породе принадлежат эти, ныне осаждающие меня, твари. Куда важнее, что они всё-таки пришли.
Ко мне.
Точнее, на меня.
Может быть, даже, за мной…
Иногда кажется, что российские острожнотюремные вши — это вовсе что-то надпородное, что-то надвидовое, науке непонятное и недоступное, что это какие-то особые мутанты-гибриды, совместившие в своих генах фантастическую живучесть, хищную агрессивность, невиданную плодовитость, и много чего еще, не сколько вшиво-звериного, сколько… человеческого. И это опять же потому, что питаются они кровью человеческой, а кровь содержит в себе и матрицу характера, и все прочие свойства натуры обладателя этой крови. Потому патологическая злоба может чередоваться здесь с высокой духовностью, праведная аскетичность накладываться на классовую ненависть и национальную неприязнь.
Предки моих «парашютистов» запросто могли «столоваться» на телах протопопа Аввакума и боярыни Морозовой, знали вкус крови Салтычихи и декабристов, а сколько «пламенных революционеров» было отмечено их «упыриным» вниманием!
Вот так и складывался жуткий генно-кровяной коктейль, в котором, не исключено, что-то аукнулось и от Сталина и от Троцкого, и ещё от многих сильных мира сего, имевших в своих биографиях ссыльно-тюремные периоды.
Только мне от этого не легче.
Вспоминается совсем о другом.
Довелось застать в живых на моих глазах бесследно ушедшее и никого взамен не оставившее поколение фронтовиков.
Эти уникальные люди сделали с покушавшимися на мою Родину то же самое, что я сделал полчаса назад с обнаруженными в швах моей майки насекомыми.