– Васильев предатель, наверно, – зло бросили из того же угла.
Чичканов резко повернулся на голос:
– Я Бориса давно знаю. Он не может изменить! Не теряйте, товарищи, веры в освобождение!
Последние слова прозвучали слишком неестественно для обреченных. Молчаливые вздохи да стон Пасынкова были ответом на них.
Рогозинский сел рядом с Чичкановым:
– Михаил Дмитриевич, не агитируй нас. Плакать мы не собираемся.
– Вот и хорошо. – Чичканов перешел на шепот. – Давайте договоримся... Когда поведут...
– Тише... кто-то подошел, – предупредил Носов.
За дверью послышался разговор, шаги. Сменялись часовые. Переждав, Чичканов зашептал снова:
– Нужно договориться о сигнале... чтобы всем разом кинуться на конвой.
Заговорщический шепот отогрел души. Все потянулись к Рогозинскому и Чичканову, даже Пасынков приподнялся на локтях.
И вдруг все услышали взволнованный шепот из круглого глазка двери. Удивленные, испуганные неожиданностью, замерли...
– Товарищ Чичканов, товарищ Чичканов... подойди ближе, – говорил кто-то в «волчок», – скорее!
Чичканов переглянулся с Рогозинским, медленно встал и недоверчиво приблизился к двери:
– Ну, я Чичканов.
– Товарищ Чичканов, – обрадованно зашептал очень знакомый голос. – Я Дадонов, помните? Из Минского отряда...
– Дадонов? Как ты сюда попал?
– Мы половину охраны заменили своими, не бойтесь! Ждите. Как на Уткинской колокол один раз ударит, наши «Колизей» брать будут. – Он вдруг запнулся и громко крикнул: – Эй, вы там! Тише! – И закрыл «волчок».
Чичканов постоял несколько мгновений, чтобы овладеть собой. Ему вспомнилась охота на уток по татановским болотам и этот приятный голос охотника. Круто повернулся и шагнул навстречу жадному безмолвному ожиданию.
3
Их было восемнадцать...
Восемнадцать сынов рабочих и крестьян, восемнадцать рядовых красноармейцев из Минского отряда Губчека, которым командовал Пасынков.
Их держали под арестом тут же, где они служили, – во дворе епархиального училища. Они видели, как избитого до полусмерти командира вывезли со двора на крестьянской подводе. Куда? Они не знали. Только молча поглядели друг другу в глаза и, не говоря ни слова, поклялись бороться до конца...
Перед вечером красноармейцы заметили, что охрана слишком «помолодела», безусые гимназисты едва держали винтовки. Значит, мобилизованные по домам расползлись.
Ночью, когда в городе все затихло, арестованные сгрудились у ворот. Короткий, негромкий свист – сигнал к действию – и ворота распахнулись.
Гимназисты обалдели от неожиданности и страха. Им заткнули рты обрывками потных портянок и повели, как арестованных, – на случай неожиданной встречи с патрулями.