Василий оглянулся на Андрея, ища помощи, но тот пожал плечами.
– Это, одним словом, про технику, товарищи... Плуги, значит, там, другие всякие машины... Надо их применять, и тогда жизнь будет лучше.
– Вот таперь ясно. Валяй дальше!
– «В жизни коммуны неукоснительно проводится следующее начало: а) все принадлежит всем, и никто в коммуне не может ничего назвать своим... Каждый...»
– Э-э! Стой, стой! Повтори, повтори! Как это там?
– Все принадлежит всем...
– А это как же понять: все и всем? Курица, на что глупая, и та – навоз в сторону, а зерно в клюв...
– Что ж, и баба моя всем принадлежать будет? – спросил Кудияр.
– Ха-ха-ха! – дружно захохотали на заднем ряду бабы.
– Она у тя дюжа тоща!
– Скусу в ей нет!
– Ха-ха-ха!
– Тихо, товарищи. – Василий кашлянул и, набычившись, сказал: – На посмешку такое дело не позволю! Понимать надо! Все всем – это значит, что скот, инвентарь – общие, столовая – общая... Одним словом, каждое семейство одинаковые права заимеет. А баба твоя никому не нужна, – сказал он, повернувшись к Кудияру.
– Читай дальше!
– Ясно, давай, бузуй дальше!
– «Каждый в коммуне обязан трудиться по своим силам и получать по своим нуждам, что может дать коммуна».
– Вот это нашими словами сказано!
– И понятно все сразу: хошь – работай, хошь – нет, а получай скоко хошь!
– Райская жизня!
– Товарищи, товарищи, потише! Вот как раз вы и не поняли. – Андрей снова вышел к столу. – Трудиться по силам. Если есть сила – трудись, нет силы – отдыхай. А кто лешего валять на печке думает – не выйдет! Друг за дружкой следить будем!
– Оно понятно, да как узнать, что живот болит, примерно?
– Дохтора надо выписать в коммуну! – засмеялись бабы.
...Дотемна засиделись, все на свете забыли, – так взволновала бедняков новая жизнь, в которую звал их Василий. Разговорились даже те, которых считали молчунами, и все словно оттягивали самый решающий момент, когда потребуется поднимать руку.
Но этот момент наступил.
– Если всем все понятно, то будем, товарищи, голосовать. Кто за то, чтобы создать нашу кривушинскую коммуну? Поднимите руку.
Первыми осмелели Юшка и Сергей Мычалин, за ними потянулись Семен Евдокимович, Алдошка Кудияр, братья Лисицыны, Аграфена.
Василий глянул на отца. Тот сидел, опустив голову, ковырял пальцами заплатку на коленке.
– А ты, батя, чего ждешь? – сердито спросил Василий. – Особого приглашения?
Все вдруг опустили руки и метнули взгляды на Захара.
– Каждый за свой живот в ответе, – не подымая головы, ответил Захар. – Я вам не мешаю. У меня Василиса хворая, коммуне лишний рот. Попреки слухать не хочу.