.
Аналогичной точки зрения придерживаются историки Н.В. Петров и М. Янсен, подчеркивавшие, что архивно-следственные дела репрессированных чекистов «являются уникальными источниками информации и имеют огромное значение». «В них действительно содержатся самые фантастические показания людей, подвергавшихся пыткам во время допросов, — отмечали историки. — Однако при критическом подходе эти свидетельства могут дать совершенно достоверную информацию об обстановке в НКВД и взаимоотношениях различных кланов внутри него, о характере совещаний в НКВД, на которых обсуждались кампании репрессий, о частых беседах лидеров НКВД и их реакции на замечания Сталина и Молотова — этот список можно продолжать. Более того, достоверность и точность этих сведений может быть проверена и по другим, вполне добротным источникам»[803].
Впоследствии в свет вышел целый ряд публикаций материалов следственных дел руководителей и рядовых сотрудников советских органов госбезопасности[804]. Показания арестованных за «нарушения социалистической законности» чекистов неоднократно использовались историками для изучения механизмов репрессий 1937–1938 гг.[805], а публицистами — для обличения советской репрессивной машины; именно на них, к примеру, основана книга Н.В. Петрова «Палачи. Они выполняли заказы Сталина»[806] и другие публицистические публикации[807].
Изменялось отношение историков и к показаниям других категорий репрессированных. В начале 2000-х гг. В.М. Панеях подчеркивал, что попытка вычленения из показаний подследственных достоверной информации возможна только в отношении событийной стороны показаний. «Что же касается общественных, политических, экономических и иных воззрений подследственных, то следует учитывать наибольшую вероятность искажений в подобных «делах». Эти деформации имеют разнонаправленную природу: если сами подследственные стремились давать показания, изображающие их перед властями в выгодном свете, то, напротив, следователи старались придать им криминально-политический характер. Именно поэтому подобные источники, как уже было отмечено выше, не могут служить основанием для воссоздания воззрений подследственных»[808].
Без малого десятилетие спустя историки В.Н. Хаустов и Л. Самуэльсон высказывали прямо противоположное наблюдение: «Наряду с абсурдными, не подкрепленными никакими, кроме личных признаний, доказательствами, обвинениями в шпионской, заговорщической и другой контрреволюционной деятельности, в этих документах содержатся ценные сведения, которые невозможно найти ни в каких других источниках. Репрессированные представители партийно-советской номенклатуры, военнослужащие давали достоверную информацию о положении в различных сферах общества, личных взаимоотношениях, оценки внутренней и внешней политики Советского государства, проводимой Сталиным»