Гоша хмыкает, рассматривая букет. К столику подходит официантка.
– Это вам, Зинаида, – сообщает Гоша, сверившись с бейджиком на груди у девушки.
– Мне? Просто так?! Такую красоту?!
– Ты поступил очень мило, – комментирую я, когда счастливая Зина уносит букет и приносит нам кофе.
– Цветы, значит, ты не любишь, – задумчиво говорит Гоша, – а мишек всяких плюшевых?
– Мишки – это здорово, – опрометчиво соглашаюсь я.
В факультетском дворе тормозит джип.
– Ты не говорил, что заедешь, – удивляюсь я.
– Мимо проезжал.
Гоша выходит из машины, открывает заднюю дверь и вытаскивает на свет божий плюшевого медведя. Медведь чуть меньше его самого. То есть – большой. Точнее – очень большой. Еще точнее – циклопический плюшевый медведь прелестного розового цвета. Я обнимаю монстра. Медвежьи ноги касаются асфальта.
– Неси аккуратно, – говорит Гоша. – Под ноги смотри.
– Э, погоди! Ты с ума сошел! Отвези меня домой!
– Не, – отвечает Гоша, – я не могу. Стрелка у меня. Пока.
Джип разворачивается и выруливает на Моховую. Вокруг меня собираются студентки. На такси денег у меня нет.
В метро мне уступают место (еще бы!), и весь вагон молча созерцает диковинное плюшевое чудовище. По делу высказывается только мальчик лет пяти.
– Мама, – говорит мальчик, – а куда этот мишка тетеньку везет?
Гоша перезванивает через пять минут после того, как я, под восторженные вопли дочки, втаскиваю «мишку» в дом.
– Я всю дорогу думал, может, стоило тебя подвезти?
Выслушав мою ответную тираду, удовлетворенно резюмирует: «А цветочки-то лучше!»
Гоша не умеет читать.
То есть умеет, но не может. По-научному это называется дислексией. То ли наследственность, то ли 25 лет, проведенные на ринге в агрессивном общении с людьми супертяжелой весовой категории, то ли… В общем, неважно. Текст длиною больше абзаца вызывает у Гоши головную боль и неприятие действительности.
На свою беду я открываю ящик Пандоры, сообщив ему о том, что в мире есть аудиокниги. Слушать истории Гоша любит. Первое время мне удается кое-как контролировать встречу серьезного человека с мировой литературой. «Три мушкетера», например, идут легко. Правда, по итогам мне сообщают, что все четыре героя моей юности – приличные мерзавцы.
Спорить с Гошей о литературе сложно.
Понятия «художественного образа» и метафоры, например, Гошу раздражают. Он небезосновательно полагает, что ему морочат голову.
Через некоторое время я перестаю контролировать то, что он прослушивает за рулем, и все идет хорошо, пока под руку ему не попадает диск с Набоковской «Лолитой».
– Это что такое? – интересуется Гоша. – Это как называется? Ты про такую книжку слышала?