Но так уж вышло, что душа моя дышит не легкими, а жабрами, и стоит только поезду миновать стоящую на твердой земле Местру[4], опустеть вагонам, везущим по делам серьезных людей, стоит только ветру из лагуны качнуть состав на узкой дамбе – мнится мне, что мою душу, размахнувшись, выплеснули из тесной стеклянной банки в прохладную живую воду, и вот она плывет, не зная куда, без цели, смысла и назначения – навстречу Богу.
* * *
Вообще, город сам по себе безумен настолько, что звание городского сумасшедшего здесь можно получить только за совершенно особые заслуги.
Граждане всех стран, потомки всех династий, обедневшие герцоги и разбогатевшие простолюдины, лавочники и художники, купцы, рыбаки, ученые, бродяги, уличные музыканты и уличные карманники, толпы ошалевших туристов на площадях, и Смерть, шаркающая по-стариковски, опираясь на клюку, в безлюдных переулках за Арсеналом[5] – все это, наполненное бликами, отражениями, колокольным звоном – способно свести с ума кого угодно.
В Венеции надо потеряться. Хоть пару раз, качественно и со вкусом потеряться, закатиться бусиной в эти каменные щели, где даже в жаркий полдень от стен тянет сыростью, поддаться причудливому разбросу мостов и мостиков, выбежать из переулка и внезапно упереться в канал – дальше только по темной зеленой воде. Не умеешь – вернись, повтори свой урок. Налево, направо, calle[6], sottoportego[7]… Быстрее, быстрее, почти бегом – и вдруг вот она, громадная, блестящая, звенящая, шумная как порт – площадь святого Марка, центр мира, «самая прекрасная гостиная Европы»… Голуби, вспышки фотокамер, толпа туристов, собор – серый снаружи, тускло-золотой изнутри. Мир тебе, Марк… Часы бьют, колокола звенят, кричат чайки, лавки блестят стеклом и золотом, яркие игрушки, дорогущий кофе у Флориана, серебряные гребенки гондол пляшут на воде…
…и снова переулок, и снова мост, и тихая, пустынная набережная маленького канала, и старушка лет ста пятидесяти в древней шляпке с вуалью выгуливает на тоненькой цепочке траченого молью кролика… И ты притормаживаешь, чтобы еще раз оглянуться на странную даму, а там уже нет ни ее, ни кролика…Конечно нет, ты все это выдумал, беги, беги дальше…
Или вот что. Поезжай домой и вернись зимой. Глухой зимой после Рождества, когда в городе пусто и холодно, когда утром приходит такой туман, что корабли идут только по Большому каналу перекликаясь и радарами нащупывая дорогу в непроницаемой пелене, когда шаги в узком calle слышны одиноко и гулко, а под утро над городом плывет этот ни с чем не сравнимый звук: гудок Венецианской сирены, и в город входит вода.