В магазине было, в общем, пусто, и дяденьку с тетенькой я увидела сразу. Они как раз платили за какой-то там свой кефирчик. Дождалась. Подошла, мило улыбаясь.
– Простите, любезный, а вот зачем вы меня так нецензурно облаяли? – спрашиваю.
– Вас?! – изумляется дядька. – Я вас, женщина, впервые вижу.
И тут меня осенило.
Я втянула голову в плечи и сделала несчастное лицо. Такое, с каким, наверное, оплакивала потерю кошелька.
– А теперь – узнаете?
– А за каким чертом ты посреди дороги раскорячилась?! – немедленно отреагировал дяденька.
– Ах ты ж сволочь ты паршивая, – задушевным голосом сказала я, подтягивая дяденьку поближе за пуговицу пальто.
Есть слова, которые я с трудом пишу и читаю на бумаге, но произнести могу легко и без напряжения. Ну да, мужичонка этот удрал вместе с теткой и кефиром, бесславно оставив поле боя, а я весь путь домой думала одну грустную мысль.
Вы, наверное, уже угадали какую…
* * *
В жизни самое болезненное – детали. Мелочи.
Нет, даже не болезненное, это неверное слово. Самое острое.
Вот больница. Можно тома написать о беде, надежде, страдании, милосердии, жестокости…
О судьбе, о неотвратимости, о беззащитности… В общем, о жизни и смерти.
Самое острое воспоминание – знаете какое?
После которого я долго плакала, запершись в машине, глотая тошнотворно-теплую воду и размазывая сопли?
Я пришла в бокс к своему любимому четырехлетнему мальчику и принесла ему игрушечную машинку.
Мальчик сидел на кровати в смешных трусах в горошек, ерзал и повизгивал от нетерпения и вожделения, а я распаковывала машинку, распутывала какие-то проволочки, чтобы отделить ее от упаковки. Распутала. Протягиваю. Ручонки замирают в воздухе, не трогая подарок, и человек стонет:
– Ну мама!!! Ну побрызгай!!!
Спиртом. В наших детских онкологических больницах положено все дезинфицировать спиртом.
Или вот – детский дом.
Есть сто книг и сто фильмов о горе и одиночестве, об оставленности и отчаянии совсем маленького человека…
Крошечная трехлетняя девочка одевается перед выходом на улицу. На улице – мороз.
Девочка одевается сама. Быстро, сноровисто, не отвлекаясь, как солдат в казарме. Колготы, рейтузы, свитер, шарф.
Куртка ей немного «на вырост», великовата. Девочка одним точным взмахом перекидывает ее себе за голову, вдевает руки в рукава и ювелирным движением крошечных нежных пальчиков соединяет края застежки-молнии. Вжжик – готова.
Рядом одевают пятилетнюю, домашнюю: «Не вертись, дай я тебе застегну»…
Или вот – откуда-то из ранней юности.
Как-то раз я случайно увидела человека, который очень меня любил, с моим свитером в руках.