— Я противник трайбализма. Это… — Тут я умолк, осознав, на что намекнула Рози. — Моего?..
— Неважно. Какой ты есть, такой и есть. Я знаю, кто ты, и никакие ярлыки ничего не изменят. И с Хадсоном то же самое. Важно, чтобы ты не думал, будто Хадсон — какой-то неудачник, просто из-за того, что сам не хочешь заполучить ярлык.
— Разумеется, я так не думаю.
— Никаких «разумеется». Нам лучше вернуться внутрь. Но тебе надо хорошенько над всем этим поразмыслить.
Я поразмыслил над этим по пути к нашему столу. И принял два решения.
Первое: обнять Джина. Вышло не очень ловко, особенно в силу того, что он находился в сидячем положении, а на столе перед ним располагались пицца и вино. Но мне требовалось поблагодарить Джина за то, что он солгал — ради сохранения моих отношений с сыном. И требовалось напомнить себе, что я успел научиться многим непривычным для меня вещам. Как и Хадсон. И что я рад моим новым возможностям.
Мерлин постучал по своему бокалу:
— Нельзя ли попросить о минутке тишины? Тацца хотел бы кое-что сказать.
Тацца прочистил горло. Несколько раз. Затем он проговорил:
— Я хочу поздравить Хадсона с тем, что он всем объявил, кто он такой на самом деле. Это смелый и хороший поступок. Но вот еще что отлично: неважно, скрываем ли мы то, кто мы есть, или нет… — Он взмахнул рукой, как бы указывая на всех нас (тринадцать человек), а может быть, лишь на Джорджа, Джина, Дейва и меня (мы сидели рядом). — Мы все равно ухитряемся найти друг друга.
Но все остальные хотели говорить лишь о произошедшей схватке.
— Что сказал мистер Уоррен? — спросил Хадсон. — Он же мастер спорта, он играл в крикет за штат Виктория, а папаша Бланш его смахнул как муху. И тут… — Хадсон жестами изобразил два кулачных удара и свалился на пол вместе со стулом — вероятно, пытаясь продемонстрировать подсечку в чересчур ограниченном пространстве.
— Он был чрезвычайно удивлен, — заметил я после того, как Хадсон принял свое прежнее положение. — Он давно классифицировал меня как ботаника и доверился стереотипу, согласно которому ботаникам не хватает спортивной подготовки. К тому же Алланна, мать Бланш, ранее объявила, что мой соперник — кикбоксер. Кролик ожидал, что я проиграю.
— Кролик. Ты его назвал Кроликом. Ха. Он ожидал — и он жутко ошибся.
— Совершенно верно.
Мне требовалось сказать кое-что еще — чтобы провести в жизнь мое второе решение. На мне сосредоточилось внимание всех сидящих за столом — моей жены, моего сына, моей матери, моих ближайших друзей. И союзников: Таццы и Мерлина. Я подозревал, что если не сделаю это сейчас, то не сделаю уже никогда. Я набрал побольше воздуха, однако не мог подобрать слова — а может быть, набраться смелости.