Позади низкого металлического защитного барьера были толстые сучковатые деревья, затененные ветви которых сплетались и хрустели, создавая природный барьер. Границу нельзя было переходить. Диллис оглянулась на сломанную машину и плотный асфальт дороги, а потом на защитный барьер с другой стороны шоссе. Они были захвачены в ловушку на дороге. Она вновь задрожала, на этот раз пытаясь отогнать гнетущее чувство. Просто смешно. Она ведь не ребенок. Нечего бояться темноты.
Барри показался из-за машины, доставая запасное колесо и заменяя им проколотое. Он улыбнулся ей.
— Если хочешь согреться, можешь пособирать куски резины, что мы оставили по всей дороге и отбросить их в сторону. Наверно, опасно их там так оставлять.
Диллис кивнула, осмотрев дорогу вокруг себя. Может, ей стоило остаться в машине. Блуждание в такой мгле не казалось особо привлекательным. Она тяжело сглотнула и только потом поняла, что весьма развлеченный Барри наблюдает за ней.
— Не говори, что ты боишься темноты, Диллис Льюэлин, после стольких-то лет. Мы с тобой пересекали поля в кромешной тьме, чтобы вернуть баранов и коров в загоны. Что с тобой не так, женщина?
Он шутил, не корил ее, и она немного посмеялась и дернула плечами.
— Наверно, огни города пугают меня.
— А я ведь предупреждал, — он пристроил колесо. — Может, споем?
— Ой, не глупи.
— Раньше ты не думала, что петь со мной глупо, — он прикрутил первый шуруп. — Ну же, только ты и я. Если забудешь слова, просто пошевели губами.
Диллис посмотрела на кусочек оторванной резины, валяющейся посередине дороги. Ей действительно стоило убрать его.
— Ладно, что споем? — она сделала три невесомых шага в сторону от машины.
— Травиата, ария «О счастье», — достиг ее голос Барри. — Наше лучшее.
Она улыбнулась. В позапрошлом году они взяли второе место этой песней. Судьи сказали, что никогда не слышали такого великолепного исполнения арии у любителей.
Они даже не скоординировались. Барри и Диллис Льюэлин просто начали петь в ночи. Ее легкие раскрылись и позволили словам произноситься бессознательно. Диллис начала расслабляться. Она подняла первый увесистый кусок резины и отшвырнула в сторону. В подлесье что-то захрустело, звук поднялся высоко до верхушек деревьев.
Диллис пристально смотрела, звуки в ее горле дрожали. Позади нее даже в полусогнутом положении голос Барри порхал как птица в небе, достигая небес. Это было прекрасно. Даже в лучшие свои времена она не доходила до такого уровня пения. Диллис могла пропеть мелодию, но когда пел Барри, было ощущение, словно вся недосказанность передалась в музыке.