– Бойцы! Огонь по чердаку!!
Загрохотали выстрелы, в одно мгновенье взорвав тишину. В ту же секунду Быстров рванулся вперед. Не успел он сделать и двух десятков шагов, как в чердачном окне появился ствол пулемета. Бандит явно нервничал под градом пуль, так как успел дать две коротких очереди, но они взбили снежные фонтанчики левее и сзади бежавшего к дому капитана. Я прицелился и выстрелил в серую темноту чердака над самым пулеметным стволом. Вдруг неожиданно ствол пулемета резко дернулся и задрался в небо, а еще через минуту капитан, добежав до дома, бросил в разбитое окно, одну за другой, две гранаты. Дом содрогнулся.
– За мной, в атаку!! – заорал я и помчался к хутору. Из дома в ответ выстрелили всего три или четыре раза. Недалеко от меня кто-то крикнул от боли, но я рвался вперед. Перемахнув забор, винтовку я бросил еще раньше, с пистолетом в руке я уже подбегал к дому, как увидел в проеме разбитого окна чье-то перекошенное, залитое кровью лицо. Несколько раз выстрелил прямо в него, и спустя несколько секунд в доме грохнул третий взрыв.
«Сука! Он же, гнида, хотел гранату в меня бросить!» – пришла ко мне запоздавшая мысль, когда я уже прижался к бревнам стены. Сердце колотилось так, словно хотело выбраться наружу. В горле пересохло.
– Быстров, ты где?! – закричал я, так как упустил его из виду во время атаки.
– Не боись, лейтенант! Меня так просто не убьешь! – весело закричал откуда-то из-за дома капитан. – И не спи там! Давай дело быстрей заканчивать!
Вот только заканчивать было нечего. Когда капитан ворвался в дом с группой бойцов, то нашел только трупы. Как оказалось, бандит с гранатой, которого я убил, оказался последним. Всего в доме насчитали пять трупов. Чуть позже нашли хозяина с женой в подполе, сизых от холода.
– Кого мы теперь будем допрашивать? – спросил я с кривой усмешкой капитана.
Тот в ответ досадливо поморщился, понимая, что теперь связать нападения на военные машины и банду будет намного труднее. Правда, огорчались мы недолго, до допроса хозяев хутора. Оказалось, что бандиты уже несколько раз наведывались к ним за самогоном и соленьями, рассчитываясь с ними армейскими консервами. Нетрудно было сличить маркировку и понять, что можно с полной уверенностью объединять эти два дела в одно. Через пару дней мы передали собранный материал местным органам НКВД и отправились в Москву.
С командировками и дежурствами у меня смешались дни и недели. Приезжал домой, отсыпался и снова ехал в управление, где меня ждали отчеты о проделанной работе, которые было необходимо сдать еще на прошлой неделе, новые командировки, выезды в составе опергруппы, тренировки в спортзале и тире. В коридоре как-то столкнулся с комсоргом, который с ходу потребовал от меня заметку в стенгазету и пятьдесят рублей в фонд помощи, который собирает наша комсомольская организация, то ли в пользу безработных, то ли беспризорных. Отдав деньги и клятвенно пообещав, что заметка будет готова к концу недели, я уже собрался идти дальше, но оказалось, что у комсорга есть ко мне еще претензии. Оказалось, что я пропустил подряд два занятия по политической грамотности, и теперь он собирается поставить вопрос о моей политической незрелости на ближайшем комсомольском собрании. Я разозлился.