"Темнит, что-то парнишка… хотя, с другой стороны, вот, не верю я, что этот татарин может быть ханом! В сотне с лишним вёрст от личного ханства, на враждебной ему территории, в глухом лесу, без свиты, и сам задаёт овёс лошадям?.. — Нет, такого попросту не бывает!.."
Прочь отбросив сомнения, я решительно хлопнул по коленям ладонями, поднялся и выдал:
— Ладно, пошли — посмотрим как там они…
Ночь вступила в права: на Ушне заголосили лягушки, в траве застрекотала мелкая нечисть, даже не скажешь, что на дворе хоть и ранняя, но уже осень. Луна, выйдя из облаков, осветила нам путь — красота.
Размышляя, с чего бы начать, сквозь кусты я рассматривал место будущей битвы: лесную тьму разрывало весёлое пламя костра, Гришка бодрствовал, видимо, был в карауле, Касим дрых.
"Блин! Была надежда, что оба воина на данный момент уже будут спать…"
Перебежками подошли ещё чуть поближе. В двадцати шагах от противника, отдав мальцу лук, обратным хватом сжав нож, пригибаясь, направился в гости. Парнишка, пока мы сидели, поведал сколь люта татарва — прямо зверьё, не иначе.
В голове полная ясность, ноль сомнений в верности действий. Впрочем, и ненависти не наблюдалось, я был абсолютно спокоен, а ведь людей убивать мне до сих пор не доводилось. Затаив дыхание, крадусь и размышляю: "Нечто странное со мной происходит, нечто странное — определённо…"
Когда до Гришки осталось не больше двух метров он, нечто почувствовав, резко вскочил, выхватил саблю, прыжком развернулся. В отблесках пламени сверкнул хищный оскал…
Дальнейшие события развивались стремительно, я почти не запомнил нюансов:
Звонкий удар сталью о сталь, в запястье резкая боль, наше оружие — сабля и нож, блеснув на прощанье, улетело во тьму. Рыча, мы вцепились друг в друга, споткнулись, рухнули, покатились к костру. Я точно попал в жернова, сопротивлялся, как мог. Косой сжал моё горло — в глазах потемнело. Смрад от не знающих пасту зубов страшным амбре нокаутировал мозг. Лихорадочно силясь освободиться, случайно наткнулся на рукоять Гришкиного поясного ножа, вытащил да с размаха всадил врагу прямо в шею. В лицо брызнуло тёплым, оппонент жалобно булькнул, ослабил захват, захрипел. Я, наконец-то, его опрокинув, перевернулся. Борьба продолжалась не больше минуты, мне же почудилось — целую вечность.
Итог: я на лежащем противнике конвульсивно вдыхаю столь желанный мне воздух, вынимаю клинок из податливой плоти, затравленно озираюсь. Жалобный хрип, кровь толчками вытекает из Гришки, тело соперника бьётся в конвульсиях, спустя десяток тягучих секунд он, наконец, затихает.