Выйдя на крыльцо, взглядом окинул пейзаж: ни жарко, ни холодно, над поляной, весело щебеча да задирая друг друга, летали какие-то пташки. Стреноженные кони щипали траву, рядом, привязанная длинной верёвкой, ходила корова — идиллическая картина: "утро в деревне". Блаженно потянулся, с верхней ступеньки спрыгнул на землю и пошёл к ручью — умываться.
Водная артерия на поверку была значительно меньше, чем мне вчера показалось: в поперечнике всего пару метров. По мелководью шныряли мальки, их задор, подкреплённый ласковым солнцем, передался и мне. Умывшись, только хотел пойти поискать гостеприимного деда, как тот сам нарисовался — хрен, блин, сотрёшь!
— Ну что, соколик, выспался ли?.. — внезапно прозвучавший со спины голос меня аж подбросил. Подпрыгнув, я выхватил нож, развернулся.
Дед, смотря на оружие, просто выпал в осадок: с широко раскрытым ртом, выпученными глазами, заворожённо застыл, не в силах пошевелиться, мне даже почудился глухой стук его челюсти в момент соприкосновения оной с землёй. Я, было, подумал — старик перетрусил — но нет, он просто был поражён и виной тому, очевидно, стал мой клинок.
Дед жестом потребовал нож — пришлось удовлетворить его просьбу. Он с неким подобием полупоклона, бережно приняв его, начал с ним разговаривать:
— Так вот ты какой, легендарный скрамасакс!.. Как сюда ты попал?.. Где твой хозяин?..
Я мысленно прокомментировал ситуацию: "Да уж… дурдом! Не иначе! Старик, похоже, больной — совсем с головой не в ладах… Блин!.. Кругом одни психи!.."
Прохор с минуту, пристально изучая, вертел нож в руках — едва на зуб не попробовал, затем вновь задал клинку несколько абстрактных вопросов и с явной неохотой, вернув, предложил:
— Пойдём, позавтракаешь — там поболтаем, чувствую, съедает тебя любопытство. Есть у меня пару мыслишек, озвучу.
Бросая хмурые взгляды на Прохора, под холодное молоко съел пару тёплых, воздушно-обалденных лепёшек — наелся.
— Ну, приступим, — решительно выдохнув, звонко хлопнул себя по коленям, — для начала, расскажи-ка мне дедушка — где я? Кто ты? И что вчера это было?
Собравшись с мыслями, Прохор поведал такое!.. Что я весьма долго не мог промолвить ни слова — открыв рот да хлопая веками, сидел, словно китайский болванчик:
Забросило меня в прошлое, точнее — в тысяча четыреста пятьдесят третий год, разумеется, от Рождества. Тут старый не удивил, поскольку, после общения с Аникой и инцидента с татарами всё само стало ясно — дело тёмное, точнее выражаясь — труба.
Предваряя беседу, дед извинился за то, что влез ко мне в разум, упомянув о необходимости оного ввиду отсутствия времени. Подозрения оправдались: старик какими-то грибами да травками отключил мне сознание и, проникнув в голову, знает практически всё.