Кто-то подъехал к крыльцу. Пушкин глянул в окно, смутился, торопливо раскрыл лежащие на столе Четьи-Минеи — «Жития святых».
«Что случилось?» — хотел спросить Пущин, но не успел.
В комнату вошел плотный рыжеватый монах невысокого роста. Это был настоятель Святогорского монастыря игумен Иона. Ему уже донесли, что в Михайловском гость.
— Узнавши вашу фамилию, — сказал он Пущину, — ожидал я найти знакомого мне генерала Павла Сергеевича Пущина, уроженца великолуцкого, ан ошибся.
Монах явно хитрил. Поразведав всё о госте, выпив всласть чаю с ромом, он, наконец, распрощался.
— Это я накликал, — огорчённо сказал Пущин.
— Перестань, любезный друг. Он бывает у меня, я поручен его наблюдению. Что говорить об этом вздоре!
Монах ушёл, и чтение возобновилось. Когда кончили «Горе от ума», Пушкин раскрыл свою чёрную тетрадь со стихами.
Время шло за полночь. Близилась разлука. Подали закусить. Из последней бутылки шампанского вылетела пробка.
Через много лет Пущин вспоминал свой отъезд из Михайловского: «Ямщик уже запряг лошадей, колоколец брякал у крыльца, на часах ударило три. Мы ещё чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто чувствовалось, что последний раз вместе пьём, и пьём на вечную разлуку! Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани. Пушкин ещё что-то говорил мне вслед; ничего не слыша, я глядел на него: он остановился на крыльце, со свечой в руке. Кони рванули под гору. Послышалось: „Прощай, друг!“ Ворота скрыпнули за мною…»
Пушкин остался один. Но долго согревал ему душу день, проведённый с другом, вспоминалась их беседа.
…Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.
Вскоре тяжёлые испытания выпали и на долю Пущина — разгром восстания декабристов, заключение в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, каторга — Сибирь. В начале января 1828 года «государственного преступника» Ивана Ивановича Пущина привезли в читинский острог. В этот же день его подозвала к частоколу жена декабриста Никиты Муравьёва и протянула листок бумаги со стихами, переписанными неизвестной рукой:
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединённый,
Печальным снегом занесённый,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней.
Псков. 13 декабря 1826.
«Пушкин первый встретил меня в Сибири задушевным словом», — вспоминал Пущин. И в далёкой Сибири, у острожного частокола, ему представилось занесённое снегом Михайловское, радость встречи и счастливая улыбка друга.