Ну и самое главное – гитарой мало овладеть, на ней надо уметь играть. Это требует усилий, стертых до мозолей пальцев и месяцев усердного труда.
А калаш твой взял – и пошел на войну проблемы решать. Это легче. А то, что легче, всегда соблазнительней.
Пойми ты, Федька, мир разделился на тех, кто владеет калашом, и тех, кто владеет гитарой. Хотя бы в мечтах. Третьего не дано. И дело не в патриотизме, не в сепаратизме и не в миллионах других измов. Один отнимает жизнь, а друг дарит.
Мастер неожиданно повернулся ко мне и спросил:
– А вы-то с кем?
– В смысле? Что Вы имеете в виду? – не понял я.
– Ну, вот поэты, они выбирают гитары. А с кем Вы? – разъяснил он.
Я махнул рукой:
– Так я, выходит, уже выбрал…
– Ну, забирайте – готово! – Мастер провел рукой по струнам бывалого и вновь готового к сценическим боям инструмента.
С облегчением я вышел из подвала, вдохнул свежего воздуха и поехал домой, сжимая в руках многострадальный инструмент, посетивший столько стран и континентов.
Никогда не забуду эту руку.
Теплая, цепкая и надежная.
Даже Гаврош может испугаться. Взять и испугаться. Ты же не железный, каждый день подниматься по этим ступенькам. А вдруг тебя ждет осечка? А если связки, струна, монитор, возьмут и подведут?
А Гаврош вдруг возьми, да и скажи:
– Проводи меня на сцену.
Впереди был кордон из милиции, за которым тянулись десятки, сотни и тысячи рук. Не то, чтобы это походило на выход гладиатора, но требовало усилий. Я взял ее ладошку и пошел вперед. Первые уже ревели, так что перепонки с трудом выносили давление. А еще и Митрич начал долбить по «бочке».
В другой руке у меня была связка плакатов и календарей с Гаврошем. Кто-то резким движением вырвал ее почти сразу. Лезть в толпу за справедливостью было бесполезно. Пару раз чья-то рука скользнула по волосам, но я успел увернуться. Со всех сторон вдруг накрыло эмоцией то ли всеобщей любви, то ли неземной ненависти. Я и не думал, что тут, на подступах бывает так страшно. Висок пульсировал, раз-два, раз-два, отвлекая внимание от окружающих лиц и тел.
Если где и есть настоящий страх – то это там, на подходе, когда на тебя обрушивается неизвестность и стремится придушить волю цепкой лапой, вжать в землю, а потом растоптать, дабы не повадно было… Тут же к ней на помощь приходят те, кого ты боялся всю жизнь, – чудовища из детских страхов, сомнения в себе и мысли-самоеды, которых ты вроде почти победил, но они откуда ни возьмись появляются внутри, в самом центре тебя и сковывают мозг космическим холодом.
Спустя вечность мы подошли к заветным ступенькам. Она лишь хлопнула по плечу, шепнула «спасибо» и побежала туда, навстречу новому испытанию…