– Наверное, она беспокоится о нас, – сказала Алиса. Она лежала на ковре и не шевелилась.
– Наверное.
– Наверное, она даже хочет, как лучше.
– Наверное.
– Ты что, забыл все слова в мире, кроме одного?
– Наверное.
– Ну всё, это уже не смешно, – я ощутил несильный тычок в плечо. – Что у вас там произошло с Киром?
– Ничего. Просто нам не следует с ними общаться, вот и всё.
– А с кем следует?
– Ни с кем?
– По-твоему, мы должны сидеть дома?
– Не знаю. Но мне кажется, у нас ничего не получается. У меня не получается.
– Я не хочу сидеть дома, Матвей.
– Я тоже.
Мы встали и, не сговариваясь, зашагали наверх по скрипящей лестнице. Я остановился у двери маминой спальни и прислушался. Тишину разбавляли тихие всхлипывания. Прежде чем войти, Алиса остановила меня за плечо.
– Я соврала.
Я молча ждал, когда она продолжит говорить. В темноте блестели белки глаз и зубы.
– На самом деле я уже не девственница. Я соврала маме. У меня всё было…
– Мне всё равно.
Алиса благодарно кивнула, и мы без стука отворили дверь, проскользнув в тёмную комнату. Мы залезли на кровать и легли по обе стороны от мамы поверх одеяла.
– Наверное, мне не следовало становиться матерью, – заключила она, тихо вздыхая. Из-за плача голос осел.
– Наверное, нам не следовало становиться твоими детьми, – в тон ей ответила Алиса.
Они тихо засмеялись, и давящая тишина распалась на осколки. Лунный свет тонкой полосой падал на репродукцию картины Караваджо. Блестели кусочки скотча, выделяясь на обоях перламутровыми пятнами. Засыпая, я разглядывал картину, как в первый раз, а на душе у меня было спокойно, потому что прошедшая буря забрала все силы.
В отсветах луны мы заснули в обнимку.
Лето длилось бесконечно долго. Прошла неделя, а, может, и две недели с тех пор, как мы перестали общаться с Киром и Же. Последний раз мы виделись в больничном коридоре. Они быстро ворвались в наши жизни и быстро исчезли. Это была не дружба. Я глядел в потолок и мечтал о том, чтобы наконец зажить настоящей жизнью. Мне казалось, будто мои нынешние дни – все не взаправду. Мираж летних мгновений. В моей жизни не было ничего настоящего: дни в одиночестве – ненастоящие, книги в моих руках – ненастоящие, чувства – ненастоящие. Мой первый поцелуй не был настоящим. И второй тоже. Настоящие поцелуи случаются наедине, когда сталкиваются не только губы, но и души. Когда чувства переплетаются, идут внахлёст и заполняют нутро. Поцеловать можно кого угодно, но будет ли это настоящим поцелуем? Настоящим в моей жизни было только ожидание. Я всё время чего-то ждал. Ждал момента, когда можно зажить по-настоящему, так и не понимая, что уже живу.