…Ягенка, не серчай на меня. Я и на тебя в воду смотрела. Я знаю все. А только ведь с судьбой и ты не поспоришь. Ну какая из тебя княгиня, ты ведь и сама знаешь – как тебе без леса твоего, без Врат? И ты Врата не оставишь, и князь земли свои не бросит. Мне, мне судьбой самой предназначено – венец княжий носить. А тебе – Врата хранить. Сама знаешь, верно же? Да и забыл тебя князь поди, коли столько времени вестей не слал. Я на тебя зла не держу, было – да и было. И прошло, быльем поросло. Чужую ведь судьбу все одно не отнимешь. И ты на меня не серчай.
…А только боязно мне все же, все знаю, а сил нет, как боязно.
А тут еще Иван…
Выручай, подруженька. Без тебя – не знаю, что и делать. Я с него слово взяла, что за мной не пойдет, пока тебе письмо не доставит. Без тебя, мол, ему все равно не справиться.
Ведь он за мной ехать собрался, Кащея на смертный бой вызывать. Ну куда ему, мальчишке, дурачку деревенскому, с князем биться? Ведь это погибель верная. Да и у земли-матери я спрашивала – не одолеть Иванушке Кащея в честном бою.
Если он умрет, я в воду кинусь, все одно не жить мне тогда.
Не дай пропасть, милая. Сонным зельем опои, скажи что угодно – только задержи его, не пусти на верную смерть. Выручай, Ягусенька. Пусть забудет обо мне Иванушка. Ты ведь можешь такое!
А за меня не волнуйся. Я знаю, я счастливая буду, и князь меня больше жизни полюбит. Деток трое у нас будет, помнишь? Дочку в твою честь назову…».
Неровные буквы расплывались перед глазами. Счастливы… дочку.
Было чувство, будто кто-то сильно ударил – так сильно, что даже уже не больно, просто все чувства куда-то ушли, словно свечка погасла, да еще дышать стало вдруг трудно. Вот, значит, какую весточку он готовил…
«Так, выходит, ты и есть здешняя колдунья?» – «Ты слышал обо мне?» – «Немного слышал»… Мысли тяжело толкались в голове. Дура, какая же дура! Ну что, что мог слышать князь о безвестной лесной колдунье, откуда? Вещунью он искал, вещунью премудрую, невесту свою. С такой княгиней всякая земля процветать будет, при ее даре и приданого никакого не надо. И все равно ему было – конечно, Василисушка, все равно, какая же ему, князю, разница… Чай не старуха, не уродина – да и ладно. Не ошиблась, выходит, вещунья на этот раз – да ведь и никогда не ошибается. Увидит князь незнакомку с васильковыми глазами – удивится, может, попервости, а там, глядишь, и обрадуется. Будет у них дом – полная чаша, любить друг друга будут пуще жизни, деток… деток трое будет. Счастливыми будут князь с княгиней.
Подняла глаза, облизнула разом пересохшие губы. Иван стоял перед ней, все еще тяжело дыша, смотрел отчаянно и с надеждой. Дурак. Какие уж тут надежды. На кой ты нужен ей, младший княжич, со своей глупой любовью, со своими песнями и преданными глазами. Вещунья править захотела, а тебе… так ты ведь даже и не наследник. Даже сознаться, что по доброй воле едет, она тебе не решилась отчего-то. Бедный, бедный, глупый Иванушка. Откуда-то из живота поднималась темная злость – на предателя-князя, которому все равно, на подругу-соперницу, которая знала все, на себя саму, даже на этого дурака Иванушку.