– От меня чего хочешь? – не сказала, прокаркала. Собственный голос показался чужим, надтреснутым.
– Так ведь… Василиса сказала, ты поможешь. Ты ведь ведьма! Сделай что-нибудь! Она через три дня уже у князя будет. А там – свадьба… сделай что-нибудь! Я… я с ним биться стану, вот только… успеть бы! Хоть совет дай, что ли… – непоследовательно закончил он наконец, опустив плечи.
– Три дня, говоришь? – Ягенка недобро усмехнулась. – Вот через три дня и приходи. Да не бойся – успеешь. Если не передумаешь. Я ведь ведьма, сам сказал.
Развернулась и, не глядя больше на Иванушку, метнулась к дому, рванула дверную ручку. Ни к чему ему сейчас видеть ведьму. Никому этого видеть не стоит. Пусть все знают – ведьме все равно, что ей до княжьей свадьбы!
Споткнулась о собственный порожек, едва успев ухватиться за дверной косяк. Оглянулась украдкой – Иван так и стоял, потерянно опустив плечи и невидяще глядя перед собой. Герой, тоже еще! Драться с князем он собрался… А вот падать ей сейчас уж точно ни к чему. Ей-то – что теперь! Какая, в общем, разница, что с ней будет… никому никакой разницы. А вот Врата нельзя без присмотра оставлять. Вот родится наследница Врат – не княжна, конечно, никакая, просто новая лесная ведьма-Привратница, подрастет немного – тогда и впрямь все равно, хоть бы и в воду. Только бы дожить до этого, только бы сердце свое глупое усмирить, успокоить – вон как колотится, и ведь не объяснишь ему…
* * *
Три дня спустя лесная колдунья сидела у окна, сгорбившись, и вертела в пальцах длинную иголку. Было невыносимо больно. Всего-то и надо – уколоть палец заговоренной иглой, а решиться на это оказалось не так-то просто.
После этого, она знала, больше не будет так больно. Никогда. Просто умрут в ней все чувства, умрет любовь ее глупая, умрет сама память о темноволосом князе с глазами, как осеннее небо. Как не было его никогда в ее жизни. Больше не вспомнит о нем Ягенка, сама не будет знать, чью дочь под сердцем носит. Так будет куда легче, так… правильно будет. Так она сможет жить дальше.
Вот только оказалось, что совсем не хочется забывать тех нескольких дней в начале лета. Вспоминать о них было больно – но и сладко же. И чудилось, что какую-то самую важную часть самой себя придется убить заговоренной иголкой. Глупость, конечно, несусветная – ведь собой она была и до этого лета, и прежде, чем о князе Кащее услышала даже. Просто надо решиться.
Воспоминания, любовь – их ведь тоже можно заменить, если очень постараться. Холодностью, покоем, равнодушием. Только не делают такого Привратницы, запретная это волшба – душу коверкать. Да разве остался у нее другой выбор?