А Мотя слушала его и улыбалась. И все так же первой бежала к пациенту, и все так же отскакивала за долю секунды до того, как дать разряд.
Но однажды Мотя не успела. Ночное дежурство шло спокойно, два пациента всего, да неделя до окончания первого курса ординатуры. Мотя бумажки заполняла всякие, пока не услышала зов приборов. Степан Петровича отвлекать не стала: он в ординаторской о чем-то важном по телефону говорил. Подлетела Мотя с дефибриллятором, только вот окликнуть ее некому было. Прошел ток по телу пациента, перезапуская его сердце, а потом и на Мотю перекинулся, сердечко ее останавливая.
Очнулась Мотя на полу, растрепанная, с исколотыми венами. А рядом Степан Петрович. Плачет, рукой усы вытирает.
Мотя ему улыбнулась, а он махнул только на нее, крикнул: «Дура!» и ушел в ординаторскую. Мотя следом пошла: не оставлять же человека в таком состоянии.
Степан Петрович свесился в окно и закурил. А Мотя все стояла у дверей и сказать ничего не решалась. Потом про пациента вспомнила, да и понеслась обратно. Живой. Сердце бьется, давление держит. Вот какой Степан Петрович молодец. Обоих их спас.
– Сергей Петрови-и-и-ич! – Мотя, впервые не сдерживаясь, ворвалась в ординаторскую и обняла сурового руководителя со спины.
Степан Петрович не оборачивался. Только носом шмыгал и сигарету за сигаретой доставал.
– Уходи, Мотя, – осипло сказал он.
– Ой, Степан Петрович! – Мотя испуганно отскочила. – Простите! А то правда, чего это я! Пойду тогда, посмотрю…
– Мотя, совсем уходи, – Степан Петрович резко обернулся и потушил окурок о пепельницу, стоявшую на подоконнике.
Мотя глупо улыбнулась и одернула рубашку хирургички. Степан Петрович продолжал смотреть на нее. Спокойно так, но устало-устало.
– Ой, чего это вы, Степан Петрович, – Мотя кинула беглый взгляд на часы, висевшие над раковиной. – До конца смены ж еще…
– Мотя… – Степан Петрович не стал договаривать. Потер усы и вновь отвернулся к окну.
Мотя заскулила. Слезы принялась тереть, волосы короткие поправлять.
– Хорошая ты девчонка, Мотя. – Степан Петрович, наконец, закрыл окно и вновь обернулся. – Но только не твое это, понимаешь? Не твое. Ты старательная, умная… Но уходи отсюда, Мотя. Переводись.
– Серге-е-е-е-е-ей Петро-о-о-о-о-о-ович, – заревела Мотя, шагая к руководителю. – Ну, чего ж вы тако-о-о-е го-о-о-о-орите! Я ж так хо-о-о-отела! Я ж сю-ю-юда только и шла!
– Мотя, не всегда мы созданы для того, чего нам хочется. Понимаешь меня? Я за год с тобой столько натерпелся… С Никитой тупорылым и то проблем меньше. Из него хоть веревки вей. А ты упрямая, Мотя. И слабенькая. И духом и телом. Уходи, Моть. Не заставляй меня грубить.