— В камере четверо. Все нормально, — доложился Шер, накануне назначенный дежурным.
— Точно все в порядке? — оскалился капитан.
— В порядке — спасибо зарядке, — ошарашенный взгляд Алтына разрывался между ощетинившимися гоблинами и закутанным Зайцем.
Со Славой Шером и Зайцем вышла некрасивая, но очень живописная история. Заяц признавал в мошеннике неоспоримый авторитет, опору и защиту в непостоянстве тюремных будней. Но с появлением в хате блатных он решил поменять учителей, переметнувшись под бандитское крыло. Как-то раз, желая закончить пустой спор с Зайцем, Шер в сердцах назвал его петухом. На следующий день во время прогулки Бубен, внимательно оглядев Зайца, спросил его:
— Сева, ты действительно дырявый?
— Нет, ты чего, нет, конечно, — замельтешил Заяц.
— Интересная фигня получается. Тебя Шер при всех объявил пидором, а ты смолчал.
— Серега, а что мне теперь делать?
— Если объявил, пусть обоснует. Обоснует — будешь курой, если нет — тогда должен с него спросить.
— Как это — спросить? — предложенная альтернатива Севу не вдохновляла.
— Как с понимающего! — в глазах Бубна блеснул кровожадный огонек.
Спустя часа два сокамерники уселись за дубок. Заклокотал чайник, по кружкам захлюпал кипяток, поднимая со дна пряные россыпи.
— Слава, ты меня вчера петухом назвал, — без предисловий начал Заяц, косясь на Бубна.
— Ну, и что? — зевнул в ответ Шер.
— Обоснуй! — дерзость была напускной и фальшивой. Заяц геройски посмотрел на Серегу, тот одобрительно кивнул.
— Без объяснения причин, — отрезал Шер.
Заяц не растерялся. Схватив кружку Алтына, он резко плеснул содержимое в лицо обидчику.
Кипяток плетью врезался в кожу, оставив на щеке и шее мошенника размашистые рубцы. Шер не успел матерно взвыть, как под грохот тормозов в хату влетели вертухаи…
После моего заезда Заяц пробыл в хате четыре дня, не переставая развлекать и раздражать окружающих.
Модным аксессуаром среди сидельцев изолятора были беруши. Их периодически запрещали и изымали, но Севу эти репрессии обходили стороной. И вот, затромбовав берушами уши, Плащ наслаждался послеобеденным сном. В камере дым стоял коромыслом: шла непрекращающаяся готовка, перед штифтом мелькали спины, заслоняя нижнюю шконку с похрапывавшим юношей.
— На «3» с документами, — раздалось с продола.
В целях конспирации сотрудники изолятора при вызове арестанта обязаны называть одну лишь заглавную букву его фамилии.
— Сейчас, старшой, позову его, — доброхотом откликнулся Бубен. — Заяц, просыпайся, зовут тебя.
Но то, что слышал выводной, не мог слышать Сева с набитыми поролоном ушами. Зато вместо него и под него, ломая голос и картавя, прокричал Бубен: